Волхв-самозванец

Зубко Алексей Владимирович

— И я.

— Нет, Потапыч. Ты мне в другом месте нужен. Вместе с Владигором и его волкодлаками отправитесь к входу в Мрачные Чертоги. Если Кощей попробует вернуться, постарайтесь спасти царевну и по возможности задержать его.

— Начали. — Приняв из рук Кэт меч, я вложил его в ножны и залез Горынычу на спину, ухватившись за цепь на его шее — напоминание о рабстве.

Сзади примостился Данила.

Змей Горыныч вздохнул, однако о принципах даже не заикнулся. В другое время он бы не позволил никому оседлать себя, но сегодня…

Взмахнув крыльями, он подпрыгнул и устремился к замку.

— Заходи

с другой стороны, — перекрывая шум ветра, крикнул я.

Облетев крепость справа, Горыныч ударил огнем по чернеющим в монолите скалы бойницам и спикировал на верхнюю площадку башни.

Спрыгнув с его спины, я заметил, как рядом мягко приземлился Данила с уже обнаженным мечом, и, сверкнув, подобно молнии, материализовался огненный воин, взмахом пылающего клинка отдавший мне честь.

Мы дружно бросились вниз, без особого труда смяв сопротивление дозорных, изрядно потрепанных огненным дыханием трехглавого дракона.

Следующие три пролета были пусты, как и тот, которому предстояло стать местом высиживания дракончиков и который был пока забит разным хламом: ржавыми и изрубленными кольчугами, погнутыми копьями, прохудившимися доспехами. А вот пролетом ниже нам пришлось вступить в бой. Трое против семерых. Шесть зомби и один чернокнижник, который командовал ими. Пока я одним мощным ударом развалил упыря от ключицы до бедра, Данила успел обезглавить двоих, остальных прикончил вызванный Софоном огненный боец.

— Нам нужно первым делом блокировать мост, по которому может подоспеть подмога упырям, а затем очистить от них всю башню, включая подвалы. — Я вклиниваюсь в ряды упырей, рублю мечом направо и налево, краем глаза отмечая, что мои напарники не отстают. Словно кровь моих далеких предков, каких-то покорителей степей и лесов, просыпается во мне. Движения становятся молниеносными и точными. Каждый удар — поверженный под ноги противник. Шаг за шагом мы расчищаем путь. Клинок мягко вибрирует в моей руке.

Вот и решетка. Данила отбивает меч противника и наносит удар ногой. Кощеев гвардеец перегибается через парапет моста и летит вниз, дико крича и размахивая пикой. Но не стать оружию крыльями.

Стальная решетка со скрипом начинает опускаться, увлекаемая собственным весом. Острые колья входят в предназначенные для них пазы, укрепляя решетку на случай применения тарана. Опустив рукоять лебедки, Данила подходит к небольшой нише в стене и что-то там вращает.

Столпившиеся на мосту гвардейцы орут и в ужасе пытаются забраться на парапет, зомби мычат и топчутся на месте. Под их ногами раздвигаются плиты, и они начинают один за другим падать вниз.

— Теперь в подвал, — прикончив последнего упыря, командует Данила.

Мы следуем за ним.

Прыгая со ступеньки на ступеньку, обнаруживаю, что мышцы налились тяжестью, мои движения становятся все более вялыми. Это везение, что нам не попался еще один отряд. Всего несколько одиноких упырей, урча глодающих что-то.

Закрыв ведущую в подвал дверь, мы обменялись рукопожатием. Разумеется, с Данилой. Все же мы не так разгорячились, чтобы касаться живого огня.

Поднявшись наверх, вы сообщаем Горынычу, что башня чиста и готова к использованию.

В это время из-за гор начинает медленно выплывать летучий корабль, на палубе которого растянулась огромная драконья туша, свесив голову и оглашая окрестности протяжными стонами. Не сильный, но постоянный ветер начал сносить корабль, не давая ему держать заданный курс. Виной тому зияющие в парусах прорехи.

Подпрыгнув, Змей Горыныч бросается на помощь небесному кораблю, а мы с Данилой направляемся вниз — освобождать место для будущей мамы.

Действуя согласованно, на одном порыве, забыв о боли в уставшем теле, местами кровоточащем — все же мы не столь быстры, чтобы избежать всех ударов, — мы начинаем освобождать пролет от ненужного мусора. Сквозь бойницы летят груды металлолома, который успел покрыться толстым слоем ржавчины, окисла и пыли, трухлявых деревяшек, прелой кожи и прочей не очень хорошо пахнущей радости старьевщика.

При одном взгляде на мусор, громоздящийся вокруг кучами до потолка, на ум приходит сравнение с авгиевыми конюшнями. Нам его вовек не убрать.

— А может, как раньше? — предлагает Данила.

Я сразу догадываюсь, о чем это он. Когда-то мы с ним воспитывались в детском доме «Страна Оз», игрою случая располагавшемся в небольшом, старинной постройки здании рядом со спецкоттеджем, в котором был собственный лифтер — это на три-то этажа, а также сторож и дворник в одном лице, дед Панас, постоянно одетый в тулуп и шапку-ушанку, с вечной самокруткой, торчащей из беззубого рта. Кроме этого немого дворника еще один человек смотрел на вечно голодных сорванцов без брезгливой жалости — маленькая, шустрая, с огромными бездонными глазищами и вечной готовностью к любой авантюре девочка — наша одногодка — Натка. Так вот, в те хорошие времена, полные веры, что надежды сбудутся, мы изобрели один неплохой способ избавляться от мусора во время дежурной уборки помещений. Крупная фракция, как и положено, отправлялась в мусорное ведро, а мелкая, чтобы не мучиться, — в подвал. Когда это обнаружилось, было много крику и неделя без компота из сухофруктов, являвшегося в то время заменой сладостей и комплексов витаминов.

— Шуму будет…

— Зато быстро. Сказано — сделано.

Упершись плечами, мы сдвинули кучу с места, потом еще и еще, до лестничного пролета.

— Первый пошел!

Подпрыгивая и громыхая, доспехи и оружие запрыгали по ступеням.

Когда мы наконец-то очистили от старья пролет, лестница была основательно завалена хламом, делавшим ее совершенно непроходимой.

— Придется кому-то капитально потрудиться, чтобы разгрести этот завал…

— Но это дело будущего, а сейчас…

— Это мы! — радостно объявили все три головы одновременно.

Протиснувшись внутрь, Горыныч осмотрел помещение и окликнул свою подружку. Больше о ее статусе сказать ничего не могу — насколько мне известно, они не венчались в церкви и не посещали Дворец бракосочетаний с целью создания семьи.

— Гадзилушка, — представил свою дражайшую половину трехглавый.

— Моя осеня приятна, — прищурив глаза, на восточный манер поклонился я.

— А теперь все прочь! — рявкнула Гадзилушка, поглаживая выпуклое брюхо.

Мы бросились прочь. Слаженно и дружно. В подобном состоянии женщины становятся крайне нервными и раздражительными. А уж самка дракона…