Волхвы. Белая кошка
Шрифт:
Когда Василиса вошла в дом, гости уже собрались и вели оживлённую беседу. Лермонтов сидел на диване с падчерицей генерала, Эмилией Клингенберг. Напротив них, у окна, которое выходило на улицу, на фортепиано играл князь Трубецкой. Рядом, опершись на инструмент, стояли и слушали музыку – Мартынов и Надежда Верзилина, жена генерала. Самого генерала не было. Он неважно себя чувствовал. Мартынов был одет в костюм терских казаков, и время от времени, машинально позвякивал кинжалом, который висел у него на поясе. Поскольку все в этот момент были одеты в штатскую одежду, то Мартынов на этом фоне сильно выделялся.
– Будьте осторожны, милая Эмилия при общении с этим страшным горцем! – сказал Михаил своей собеседнице шутливо, кивнув в сторону Мартынова. Он знал, что Николай неровно дышал к падчерице, но, тем не менее, не смог сдержаться от колкости.
В этот момент Трубецкой, увидев Василису, перестал играть и слова поэта отчётливо как пощечина прозвучали в зале. Присутствующие весело рассмеялись. Их тоже забавлял воинственный вид Мартынова, поэтому смех был чуть более громкий, чем было бы уместно.
Самолюбие Николая было задето. Он действительно испытывал к Эмилии определённые чувства. Насмешки при ней в его адрес вывели майора в отставке из себя. Он «взорвался». И резко бросил:
– Я больше не намерен терпеть издёвки господина Лермонтова, хотя терпел их долго.
Однако Михаил Юрьевич не воспринял это высказывание всерьёз. Он тоже заметил Василису и забыл обо всем. Не придав значения словам Мартынова, повернулся к своей собеседнице и заметил:
– Такое бывает. Завтра мы помиримся и станем добрыми друзьями.
Поэт поцеловал руку Эмилии, извинился, что покидает ее, поднялся и под прицелом гневного взгляда Мартынова направился к Василисе.
– Кто вы прелестная незнакомка? – обратился Михаил как можно любезнее к Василисе.
– Все зависит от того, как Вы себя поведете? – в тон ему ответила Василиса и объяснила. – На улице идет дождь, я промокла и, кажется, заблудилась. Зашла на огонек, в надежде, что мне здесь дадут согреться и обсохнуть.
К девушке подошла жена хозяина дома. Василиса присела в низком поклоне и представилась:
– Здравствуйте, Надежда Петровна, я Василиса, дочка Марии Георгиевны Поповой.
– А, Марии Георгиевны, что продала нам этот уютный дом, помню, помню, – Хозяйка дома вспомнила даму, что продала им дом, правда она не могла вспомнить, была ли у той дочь, но это было и не важно. Перед ней стояла милое дитя. Внутри нее проснулась мать и заботливая хозяйка. – Ты вся промокла. Что случилось?
– Я задержалась у модистки. Пошел дождь. Разрешите, переждать ненастье.
– Конечно, дитя мое, располагайся. Тем более, что у тебя вроде даже появился кавалер,– сказала Надежда и, погрозив Лермонтову пальцем, вернулась к Мартынову, который продолжал кипеть от негодования.
Лермонтов совершенно не спускал глаз с Василисы, напрочь забыв обо всем.
***
Весь вечер Михаил и Василиса провели в танцах и веселых беседах, не сводя друг с друга глаз. Михаил уже ни на кого не обращал внимания, и Мартынов смог спокойно уделить внимание Эмилии. Казалось, конфликт затих сам собой. Когда пришло время расходиться, Михаил вызвался проводить Василису. Они вышли из дома и пошли по улице в сторону гостиного дома, любуясь полной луной, пробившейся сквозь тучи и присевшей на краю одной из вершин, окружавших город.
Где-то метров через пятьсот их догнал Мартынов. Он бежал за ними, поэтому, когда поравнялся, тяжело дышал.
– Михаил, подожди, – сказал он резким тоном, требуя к себе внимания, – мне нужно с тобой серьезно поговорить.
– Мартыш, давай не сегодня, – Михаил, склонив голову на бок, взял руку Василисы и совершенно не смотрел на отставного майора.
– Поручик Лермонтов, сколько раз я просил Вас так меня не называть, – было темно, поэтому лица Мартынова не было видно. В противном случае, Василиса могла бы сказать, что он сильно покраснел от злости. Она уже знала, что будет дальше. И не стремилась изменить ход событий. До этого, она просила Лермонтова извиниться. И он сделал это, но в итоге все равно все кончилось дуэль, поэтому она просто опустила голову и молчала.
– Мартыш, – Лермонтов как будто не слышал своего собеседника, – ну, что ты право слово. Я же так тебя называю ее с детства.
– Да, но мы уже давно не дети. И потом ты унижаешь меня в присутствии дамы. За сегодня уже дважды.
– Знаешь, Мартыш, я не буду против, если и ты придумаешь что-то колкое и посмеешься надо мной в присутствии дам. Их это позабавит. Ведь, правда, – Лермонтов попытался найти глаза Василисы, как бы испрашивая ее поддержки. Василиса лишь пожала ему руку, в знак того, что рядом. Лермонтов же воспринял это как знак одобрения. И процитировал стихотворение, которое недавно сочинил:
– Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон, но Соломонов сын,
Не мудр, как царь Шалима, но умён. Умней, чем жидовин.
Тот храм воздвиг – и стал известен всем гаремом и судом,
А этот – храм, и суд, и свой гарем несёт в себе самом.
От этих слов Мартынова словно оттолкнула от пары. Он опустил голову.
– Не смею Вас больше задерживать. Михаил Юрьевич, я пришлю Вам секундантов.
– Ах, брось, Коля, – усмехнулся Михаил, потом пожал плечами, и посмотрел на Василису. Как истинный офицер он уже не мог отшутиться. Сменив тон ответил. – Впрочем, я всегда к Вашим услугам.
Мартынов резко развернулся и исчез в темноте. Василиса же, отчасти жалея, что ничего не может сделать, отчасти из нежности к своему любимому мужчине, не смогла удержаться и прижалась к Михаилу всем телом. Через несколько мгновений их губы нашли друг друга.
***
Утром третьего дня проснувшись в комнате Лермонтова, Василиса долго гладила его волосы и смотрела в его лицо. Она совсем потеряла голову и не вела счет дням, хотя отлично знала, что все закончится, когда в дверь постучит Глебов, секундант Мартынова. Она посмотрела на стол в комнате Михаила. На нем стоял будильник, и тонкая секундная стрелка отсчитывала последние мгновения ее безмятежному женскому счастью. Она потянула и легонько толкнула Михаила. Пришло время говорить.