Волхвы. Белая кошка
Шрифт:
– Мища, проснись.
Мужчина развернулся на спину, но глаз не открывал.
– Который час?– попытался притянуть к себе женщину, и та разрешила себя поцеловать, но затем вывернулась и села.
– Скоро рассвет.
– Ясно. – Мужчина сжал кулаки, хрустнул пальцами. – Значит, мне скоро пора на развод. Дождись меня. Я скоро.
Василиса положила ему руку на грудь.
– Дождусь, но я хочу тебе сказать несколько слов. Постарайся быть серьезным.
– Слушаю тебя, мое сердце.
– Вот ты опять хохмишь, а тем не менее через несколько минут в дверь
– Ой, Мартыш. Это все ерунда, ну мы съездим вечером на гору. Это будет прекрасная прогулка. Возьмем с собой вина. Мы постоим друг перед другом, потом пальнем в небе и вернемся к Верзилиным. У них сегодня очередной званый вечер.
Василиса покачала головой.
– Нет, все будет не так. Вы отмерите тридцать шагов. Начнете сходиться. У барьера Мартынов опустит свой пистолет и всадит тебе пулю прямо в сердце. Вот сюда.
Она нажала на грудь. Михаил посмотрел на ее тонкую руку, а потом взял в свои пальцы и начал целовать.
– Значит, у меня такая судьба. И нам не стоит терять не секунды.
Он набросился на нее как тигр, целуя везде и распаляя ее желание. Когда они снова упали на подушки, в дверь постучали, и из коридора раздался голос Глебова.
– Михаил Юрьевич вы здесь, откройте.
***
… Грохнул выстрел. Лермонтов опустил глаза и посмотрел на дымящуюся рваную рану в своей груди, из которой пульсирующими толчками сердце выпихивала кровь. Потом посмотрел по сторонам, поискал глазами Василису и начал оседать на сырую каменистую землю, устремив глаза в небо. Небо было темным и нависало буквально над головами. Шел дождь.
Все мужчины, присутствующие при дуэли, замерли в оцепенении, не имея возможности не вымолвить ни слова. Мартынов выпустил из рук пистолет, и дрожал как осиновый лист. Пистолет лежал у его ног и из ствола струился дым.
Василиса, которая все это время находилась неподалеку, метнулась к телу Михаила белой тенью, на ходу раскрывая свой саквояж. Достала из саквояжа снотворное и вколола Михаилу в ногу.
– Спи, Михаил, просто спи.
Лермонтов закрыл глаза. Василиса махнула рукой, подзывая Мустафу. Тот вывел своих быков из укрытия. Быки двигались достаточно быстро, но для Василисы все растянулось до бесконечности. За то время, пока они преодолевали расстояние до нее, Василиса достала марлю, спирт, перекись, пинцет и скальпель. Плеснула на грудь перекись, а спирт – на скальпель и пинцет. Быстрым в буквальном смысле филигранным движением полоснула по ране, раскрыв ее.
Каждый раз пуля пробивала сердце, и достать ее было уже не возможно. Старуха всегда смеялась над ней, выслушивая про ее попытки.
В этот раз у Мартынова лишь чуть-чуть дрогнула рука, когда она изобразила обморок и громко охнула. Пуля на долю миллиметра изменила свою траекторию и застряла в мягких тканях, не задев сердце. Свинцовая оболочка лишь коснулась сердечной мышцы. Пинцет вырвал ее из тела раньше, чем начались необратимые процессы. Но вынуть пулю, было мало, надо было остановить кровотечение, зашить и обработать рану.
В условиях усиливающегося дождя это было не возможно.
Василиса кинула пинцет с пулей в саквояж и зажала пальцами рану. Теперь они стали единым целым. Одним организмом. Марля, которой она держала рану, тут же стала багрового цвета.
– Быстро, бери его за плечи. Помогай мне, – приказала Василиса Мустафе, который один сохранил спокойствие духа. Она показала, как надо делать.
Тело уже почти не дышащего поэта переместили на повозку.
– Гони к своей сакле, Мустафа. Миленький, не останавливайся.
И тут Мустафа заупрямился.
– Мне обещали золотой. Я хочу получить его здесь.
Василиса обвела глазами мужчин, которые смотрели на нее как на сумасшедшую.
– Есть у кого-то золотой? Нужно заплатить вознице. Господа, это вопрос жизни и смерти Лермонтова, великого поэта.
– Василиса Михайловна, ну откуда у нас деньги? Мы же собирались на дуэль, а не в ресторан, – ответил за всех смущенно Глебов.
Мустафа нахмурился.
– Без денег не повезу.
Василиса не отпуская рану, сдернула с пальца перстень. Сунула ему в руку.
– Вот.
Мустафа покачал головой.
– Этого мало.
Она сдернула с шеи цепочку, как будто выдернула чеку из гранаты.
– Вот возьми еще и это. Серебряная.
Мустафа взял цепочку и внимательно посмотрел на камень.
– Это тебе точно уже не нужно? – спросил он задумчиво, а потом посмотрел на Лермонтова, – Куда везти то его, барыня?
– В саклю, – крикнула Василиса, тут же забыв про камень, и еще сильнее пальцами сдавила марлю, пережимая артерию. – Гони.
Однако слово «гони» к быкам было сложно применимо. Мустафа выжал из них все, что мог, но к своему дому они смогли добраться лишь минут через пятнадцать. Лермонтов уже не дышал. Василиса прижималась к его груди ухом, стараясь услышать дыхание, но все было бесполезно. Он умер.
В бессилии Василиса упала на колени перед наличником и в голос зарыдала, проклиная животных, как будто они были в чем-то виноваты. В ярости она зарычала, как большая кошка, и в этот момент …
Михаил открыл глаза и вздохнул. Посмотрел на Василису.
– Ты здесь? Ты рядом?
– Да, я рядом. Миша, нам надо сделать несколько шагов. Там, за этим окном нас ждет другая жизнь. Там …
Она хотела сказать про сына, но не успела, Михаил закрыл глаза, и, улыбнувшись, перебил ее.
– Я тебе верю.
Глава 6
Фрэнк Синатра, спецагент службы охраны президента Соединенных Штатов Америки, не любил, когда его сравнивали с своим знаменитым тезкой. Это напоминало ему о его детстве, и своих родителях, которые как раз были на нем помешаны и имя ему дали специально в честь певца.
Все свое детство он жил среди портретов знаменитости, его песен и всевозможных сувениров, на которых было его имя. Родители одевали его как певца, возили на различные конкурсы двойников и заставляли выступать во всевозможных шоу с песнями «романтического баритона». Им казалось это забавным, и позволяло всегда быть на виду у прессы и телевидения.