Волхвы

Мягкий — сравнительно — фашизм Муссолини имел главной целью поднять самосознание народа, возродить римский, суровый и отважный, тип гражданина на италийском сапоге. К этому времени легионер Цезаря, не ведающий страха, усталости, жажды, голода, всегда готовый к бою, превратился в европейского цыгана, суматошного, болтливого, сластолюбивого и жуликоватого. Муссолини не преуспел в этом намерении, как и во всех других своих планах, поскольку имел дело с крайне недоброкачественным материалом. Позорные африканские войны, когда оснащенные по последнему слову техники европейские армии терпели поражение за поражением от полуголых «дикарей» с кремневыми ружьями и луками, показали, что былая доблесть Рима невосстановима.

Адольф, как мог, подсобил своему давно превзойденному учителю избежать окончательного позора и колонизировать героическую Абиссинию и бесстрашную Эритрею. Во время Второй мировой войны колониальная империя Италии лопнула как мыльный пузырь. Гитлер припечатал своих слабосильных и застенчивых в бою соратников жестокой шуткой: итальянцы куда опаснее в качестве партнеров, чем в качестве противников. Италия быстро рухнула под ударами союзников, а лихой коммунистический вождь Тольятти без суда и следствия повесил за ноги дуче — диктатора-бессребреника, а заодно и его любовницу. Так кончился трагический фарс итальянского фашизма.

Италия компенсировала себя за позорное поражение, морально создав неореализм, в котором кино обрело свой особый проникновенный голос, едва не став искусством. Живой ум обитателей Апеннинского полуострова жестокой и беззастенчивой шуткой раз и навсегда освободил себя от всякой ответственности: Италия хороша без итальянцев. Я убедился в этом на собственном опыте, перенеся свою очарованность страной на ее жителей и связавшись с ними многочисленными общими заботами по линии кино и литературы.

Конечно, далеко не всегда наше партнерство кончалось провалом. Получил европейское признание фильм «Красная палатка» с Кардинале, Финчем, Шоном Коннери, медленно и мучительно продвигается к экрану и грандиозная хроникальная эпопея, правда, итальянцы передали свои права американцам вместе с бациллой мелкого жульничества, не характерной для масштабов Голливуда. Вышла у меня в разных издательствах дюжина книг, хорошо переведенных и прекрасно оформленных. Но редко-редко удавалось до конца готовить на чистом сливочном масле. Нервы итальянской стороны обычно сдавали, когда приближалось время окончательной расплаты с автором. Начинались невразумительные объяснения, скандалы, истерики, случалось мне призывать на помощь и «адвокатов жало». Итальянский издатель органически неспособен выпустить из цепких ручек обесцененные лиры. Боже, в каких унизительных обстоятельствах я оказывался иной раз! И ведь приходилось брать за шкирку людей, с которыми я преломлял хлеб, пил вино за тайной вечерей, где все апостолы — Иуды. Самым же удивительным для меня было, что отношения после всех скандалов не портились. Люди, не уважающие себя, не ждут уважения и от окружающих. У меня же получалось иначе! Побеждая, я чувствовал смущение и опустошенность, проигрывая — презрение к себе.

Итальянский суд так устроен, что дает огромное преимущество обманщикам и жуликам перед их жертвой способом бесконечных проволочек и судебных издержек, которые истцу оказываются не по карману. Мне доводилось выигрывать, потому что мой высококвалифицированный адвокат — близкий друг моих друзей — не брал с меня денег и не доводил дела до суда. Первую неудачу мы потерпели со сценарием «Волхвы», потому что достопочтенному мэтру пришлось вести бой с тенью. Ответчик, подобно поручику Киже, оказался лицом, фигуры не имеющим.

Совет для тех, кто отважится завести материальные дела с итальянцами: чем крупнее и официальнее структура, с которой вы связываетесь, тем больше шанс, что вас не надуют. А лучше всего иметь дело с итальянцами лишь за обеденным столом. Тут они воистину очаровательны, даже если сами платят за обед. Впрочем, из собственного кармана ни один сколько-нибудь обеспеченный итальянец не платит, у него всегда окажутся «представительские» или же он всучит копию ресторанного счета учреждению, в котором служит. Мне говорили, что трудно найти итальянца, который полностью рассчитался бы за купленную машину. Впрочем, эта сторона их жизни меня не касается.

Когда друзья свели меня с режиссером и актером Энцо Декаро,

мой ангел-хранитель зазевался и не предупредил меня, что я попадаю в руки очаровательного и бесстыдного подонка. Его представили мне как одаренного актера и подающего большие надежды режиссера: первый фильм Декаро получил премию дебюта на каком-то кинофестивале. Свои письма он писал на печатном бланке собственной конторы в Риме, что окончательно убедило меня в полной его респектабельности. Этой студии я так и не увидел, зато неоднократно встречался впоследствии с расторопной секретаршей. Кроме того, считалось, что за его плечами стоит мощная фирма, финансирующая будущую картину уже на стадии сценария. А написать этот сценарий должен был я по заявке Декаро, в которой поначалу ровным счетом ничего не понял. Но после нескольких разговоров с режиссером в Милане мне что-то засветило в мутной псевдобиблейской истории, затем я как-то разом увидел сценарий и ужасно захотел написать его. Это худшее, что может случиться со сценаристом, если он не холодный деляга, на стадии переговоров. Молодой Декаро почувствовал мою увлеченность (слабину) и от лица солидной, но жестокой фирмы предложил отнюдь не лучшие условия. Я сразу согласился, и мы подписали договор, где было много пунктов, касающихся обязательств сценариста и на удивление мало — касающихся ответственности перед ним фирмы. Но меня это не слишком занимало, тем паче что сроки оплаты моей работы были четко указаны. Так же четко и быстро мне выплатили первый гонорар, и я с головой ушел в работу.

Вскоре я привез в Рим первый вариант сценария, переведенного на итальянский. Напрасно боялся я бюрократических проволочек, фирма полностью доверяла художественному вкусу режиссера, а тому сценарий понравился. Декаро дал мне ряд справедливых и тонких поправок и сообщил, что второй аванс переведен на мой текущий счет.

Вернувшись в Москву, я быстро сделал поправки и отослал сценарий в Рим. Вскоре пришло сообщение, одновременно порадовавшее меня и сильно огорчившее. Сценарий приняли, третий аванс перевели, а последние подчистки я могу сделать, когда сценарий пойдет в производство, но вот с реализацией возникли непредвиденные и серьезнейшие затруднения.

Съемки в пустыне (иначе говоря, все натурные съемки) должны были обеспечить почему-то латыши, они же обязались поставить верблюдов, но, как известно, ни песчаных пространств, ни кораблей пустыни в Латвии не водится, и Рижская студия рассчитывала провести съемки на Куршской косе, являющейся территорией, ставшей самостоятельным государством Литвы. Впрочем, с верблюдами и там обстояло неважно. Короче говоря, латвийские кинематографисты признали свое поражение. И тогда я с помощью моих ашхабадских друзей вывел Декаро на Туркменскую киностудию и персонально — на лучшего и влиятельнейшего кинодеятеля республики. Не называю его фамилии из глубокого уважения к этому замечательному человеку, которого я по своей доверчивости и неосведомленности замешал в недостойную историю.

Итало-туркменская встреча состоялась у меня на даче в Подмосковье. Решили, что Декаро посетит Туркмению, все осмотрит, после чего будет подписан договор о совместном производстве фильма «Волхвы». Сценарий я уже довел до ума, и фирма, по словам Энцо, полностью со мной рассчиталась.

В положенный срок Декаро слетал в Туркмению, целый месяц наслаждался щедрым туркменским гостеприимством с непременной шурпой и пловом, красками Фирюзы, профилем Копетдага на голубой эмали полуденного неба, обо всем договорился, после чего как в воду канул.

Конечно, никакой фирмы за ним не было, деньги на первый аванс он где-то раздобыл, то ли заработал, то ли набрал на паперти собора Св. Петра, все остальное — чистый блеф. Как долго и успешно можно врать под белозубую улыбку смуглого жиголо! Он обманул меня, обманул наших общих миланских друзей, попутно соблазнив рыжеволосую матрону, ставшую его ярым пропагандистом, обвел вокруг пальца умного, многоопытного туркменского режиссера и милую молодую женщину из нашей распадающейся телевизионной структуры, бескорыстно помогавшей ему, короче — наволхвовал на славу.