Волк 8: Лихие 90-е
Шрифт:
– Так чё случилось, чё случилось, – Ремезов выпустил дым. – Ехали по объездному шоссе, я сзади сидел, бумагу читал. Тебе позвонил сразу, как разобрался. А там хрясь, Камаз на встречку вылетел. Уснул водитель, говорят. Ну и нам в лоб… потом уже здесь очнулся вчера вечером.
– Тебе досталось.
– Угу, – он помрачнел. – Я-то ладно, а вот Волгу смяло в гармошку, говорят. Водитель умер, Санька, хороший парень был. И Николаич погиб, капитан Чердынцев, из моей группы старший оперативник, он рядом сидел. Ещё в КГБ с ним работали, мощный мужик был, въедливый, и голова всегда ясная. Эх…
– А водитель Камаза что?
– Да хрен его знает, мне не говорили, – Ремезов затянулся и закашлялся. – В СИЗО, наверное. Мне моя мобила ещё в тело врезалась, всмятку вместе с рёбрами. Ещё бы немного дальше и каюк.
– Ты говорил, что-то интересное узнал? Сможешь вспомнить? Вдруг на тебя из-за этого покушение устроили.
– Вряд ли именно за этого, но кто их знает? Много чего может быть.
– А говорить можешь?
– Да расскажу, пока укол не поставили, а то вырублюсь потом.
Полковник покрутил головой, оглядев палату, потом вздохнул.
– Короче, Макс, позвони Кольке Кузьмичёву. Он должен проследить, чтобы ничего после аварии не пропало. Там папочка была интересная, как раз пригодится.
– И какая?
– Расписка, – Ремезов хмыкнул и поморщился от боли. – От некоего заключённого Эдуарда Волгина лейтенанту Тимофею Горбаню, что он обязуется… как там было, не помню точно… короче, что будет ему стучать на сокамерников. Ещё по первой ходке оставил, когда ни в какие воры не метил, а просто в магазин ночью залез. Это в Новосибе было, и Горбань тогда там работал, а Эдик там жил. Горбань постарше его на десять лет.
– Так, – я наклонился к нему. – Ты нашёл эту расписку? Она у вас была?
– Короче, – он закрыл глаза, будто устал, но голос заметно оживился. – Ща, смотри, как было. Вчера утром я поехал в посёлок Каштак. Там живёт мой старый начальник, Револьд Федотов.
– Револьд? Имя такое?
– Ну да. Он же старый пень, в двадцатые родился. Ему родители дали такое имя, вроде как сокращение от «Революционное Движение». Модно тогда так было детей называть. Да и не только тогда. У меня друг есть, зовут Ренат, но назвали его так не потому, что он татарин, а потому что сокращение от «Революция, Наука и Труд», – Ремезов коротко засмеялся и скривился от боли. – Если не врёт, конечно. Ладно, отвлеклись немного.
– Так и что этот Револьд?
– Он ещё НКВД успел застать, старый коммунист до мозга костей. Настоящий чекист. Вот я к нему поехал совета спросить, он же этими блатными всю жизнь занимался, ещё с войны. Сидит сейчас на пенсии. Когда КГБ закрывали, он в отставку ушёл, не стал дальше работать.
– И что, он хранил эту расписку? У себя дома? Ещё и чужую?
– Тут смотри, объясняю, чтобы было понятнее, но только между нами.
Он покосился на дверь. Она была чуть приоткрыта, там стоял Слава спиной к нам.
– Когда весь этот п*** с развалом начался и власть новая появилась, – тихо сказал полковник. – Тогда сразу полезли в наши архивы, чтобы всё рассекретить.
– Ну да, в курсе.
Ремезов затушил сигарету и хрипло откашлялся. Несколько секунд он молчал.
– И заодно начали лезть в наши оперативные дела, узнавать, кто у нас агенты, кто информаторы, кто с расследованиями помогал, кто расписки давал, по любым поводам. Короче, куча людей, с нами связанных, могли крепко влететь. Эти дела мы по ночам сжигали.
– Слышал, – я кивнул.
– А вот Револьд поступил иначе. Часть бумаг сжёг, а часть себе спрятал, на случай, если пригодится. Работал-то он долго, по всей Сибири и Дальнему Востоку, архив остался солидный. Он же всё считал, что вот-вот, ещё год-два, и опять Советский Союз будет, и КГБ заново откроют, вот и готовился вернуться и вставить всем, кто наверх поднялся.
– Значит, компромат у него есть на многих.
– Угу. Вот и поделился со мной одним листиком. Блин, закончилось.
Он показал на капельницу, в которой закончилось лекарство. Я вышел позвать медсестру, и подождал, когда она закончит. Ещё Ремезову полагался укол, но полковник уговорил её подождать, хотел успеть рассказать всё важное, несмотря на боль. Она вышла, он закурил снова и продолжил:
– Револьд мне сказал, что много чего интересного про Эдика знает. Дал только одну бумажку, но были ещё, – Ремезов усмехнулся. Лоб у него блестел от испарины. – Сказал, что завтра, то есть уже сегодня, придёт в управу при всём параде, в мундире, с медалями, и остальное принесёт. Только чтобы официально всё.
– А тебе дал копию?
– Угу, но у него ещё есть. Старик много интересного знает, говорит. И про Эдика, и про Захара покойного, и даже про Витю Батумского, который сейчас Смотрящий в области. Говорит, проблемка у него есть большая, но не сказал какая. Всё завтра, говорил.
– А на этого Шелехова у него что-нибудь есть?
– Вряд ли, он московский, они не пересекались. На Горбаня может быть что-то и есть, но Револьд его не выдаст, – полковник нахмурил брови. – Да нам и Эдика хватит. Если прижмём его, тот сам и Горбаня сдаст, и кто груз поставляет, а дальше всех сами раздавим. Но всё должно быть точно.
– Мне бы с этим дедом поговорить. Но у меня вопрос, неужели никто из воров про него не знает?
– Ну нет, раз он до сих пор сидит живой на этой горе компромата. Короче, – он задумался. – Можешь съездить, скажешь, что от меня, объясни что случилось. Но будь готов, что он может и матом послать, дед вообще вредный стал. Бухает ещё по-чёрному.
– Разберусь, я тоже не подарок. И где эта расписка?
– В бумагах была, надо искать. Я говорил Кольке… набери-ка его, напомню..
Я набрал номер Кузьмичёва и приставил телефон к голове Ремезова. Тот приказал майору ещё раз перепроверить бумаги, найденные на месте происшествия. Кузьмичёв заявил, что старая расписка не попадалась, но он посмотрит внимательнее.
Тут я уже напрягся. Как-то всё слишком совпало. Надо бы съездить к этому Револьду, пока не поздно. Покушение на Ремезова устроили, когда он возвращался от него. Наши враги тоже могут быть в курсе про старого чекиста, и любую связь предпочтут оборвать. Тем более, раз устроили покушение на действующего полковника ФСБ, назад дороги уже нет, пойдут дальше.