Волк: лихие 90-е
Шрифт:
Включил газовую плитку, чтобы разогреть плов. Газ к нам проведён не был, мы покупали его в красных баллонах. Хорошо, что Кирилл вчера успел убрать еду в холодильник.
А вот рыбу, которую дед приготовил для жарки, убрать забыли. Ездил он вчера днём на рыбалку, поймал несколько карасиков. Так и стоял этот тазик с водой на кухне. Пованивало, так что я выплеснул его кошкам, потом поставил сковородку на плиту и взялся за телефон.
Сначала позвонил родственникам в центр области. Дед и Кирилл уже приехали с вокзала. Услышав, что со мной всё хорошо, деда
Потом набрал на дом Леснякову. Хмурый по голосу опер удивился моему приглашению, но сказал, что хоть и будет сильно занят, но сможет прийти вечером. Любопытно ему, что стряслось.
— А что со вчерашним? — так и пытался узнать он.
— Придёшь, расскажу.
Не по телефону такое. Поговорив с ним, набрал Семёныча, успокоил и узнал, что к нему никто не приходил и что всё хорошо. Он уже собирался идти в зал. Переживал, что всё выброшенное вчера растащили, я его успокоил, что компенсируют. Тем более, ночью я на это напирал, когда разговаривал с людьми Крюкова.
По ящику началась утренняя почта с Юрием Николаевым, почти сразу же включили клип Леонида Агутина и Анжелики Варум, «но никто-никто не увидит».
А в окно я увидел, как у ворот остановился милицейский уазик. В целом, я ожидал, что они могут показаться, причём не по одному вопросу. Это ещё будут долго вызывать повестками, знаю я их.
Опер в короткой ветровке постучал в калитку и сам её открыл. Старая одноглазая кошка тут же запрыгнула на забор с маленькой рыбёшкой в пасти. Я присмотрелся к оперу, видел его тогда в отделении, когда мы тогда захватили в первый раз Муратова.
— Максим Волков? — он достал пачку балканки. Похоже, все местные опера курили эти сигареты, различалась только крепкость. У этого была жёлтая пачка, так называемая золотая.
— Он самый, — отозвался я.
— Старший лейтенант Саватеев, — представился опер. — Есть огонёк?
Я потянулся наверх, где под самой крышей дед хранил сигареты и спички. Бросил коробок оперу.
— У вас тут стреляли, говорят, вчера? — он прикурил, дым развеяло лёгким ветром.
— Да братва каталась, — я пожал плечами. — По всему городу, говорят, носились. И врезались, походу, там стекло на улице.
— Угу, — опер делал такой взгляд, будто видел меня насквозь.
Но ни хрена он не видел и не знает. Знать может только тот, кто повязан с пивзаводом, но такой ко мне бы просто не приехал, и так бы многое знал.
— А вы сами дома были? — спросил Саватеев.
— Нет, с другом на рыбалку ездили, к дачному посёлку.
— И что поймали?
— Да смех один, даже кошки не доели.
Показал в угол, на доски, где ещё лежали косточки, обглоданный хвост и обкусанная рыбья голова. Не зря я выплеснул. Хотя кошки и постарались уничтожить все улики, но не успели, милиция их распугала.
— Угу, — опер выдохнул дым. — Хотел ещё спросить про тот случай, когда
— Нас не задерживали, — отрезал я. — А он девушку хотел убить, мы едва успели его остановить. Но его отпустили, с чего-то.
— Заявления не было от пострадавшей, — соврал Саватеев, ведь я знал, что оно было, просто его отозвали. — И не убить, а покушение на изна… не про это разговор. Вы его видели потом?
— Не видел. А что, снова убил кого-то?
Он злобно стрельнул на меня глазами. Наверняка они уже были на его даче и нашли там чьё-то тело, только у них явно команда об этом пока помалкивать. Хотя, даже если бы Муратов остался жив, тело на даче мэра — это не то, от чего так легко отмазаться. Это серьёзно.
Опер позадавал ещё вопросы, потом пришёл Женя, тот спросил и его. Но мы стояли на своём — рыбалка на даче, пожаловались, что не клюёт, Муратова не видели после того случая.
Теперь его уже никто не увидит.
— Ну и нудный же он, — сказал Женя, когда уазик уехал. — Интересно, что теперь будет? Племянник мэра же всё-таки, не хрен с горы.
— Если даже найдут, явно понятно будет, чей почерк. Но у нас свои проблемы, Женя. И свои планы.
Сели устроить то ли поздний завтрак, то ли ранний обед. По телевизору уже начался Каламбур, как раз те самые выпуски про падающий самолёт и его экипаж.
Днём поспал немного, а то бессонная нервная ночь порядком меня утомила. Сходил в магазин, взял немного к вечернему сбору. Подготовил стол и достал из шкафа одну из двух бутылок коньяка, который мне тогда передал бандит Череп за спасение племянницы. Женя порезал к нему лимон, сыр, салатик, достали соленья. Знаю, что к такому дорогому коньяку надо готовить стол иначе, но какая разница, если его всё равно будут пить, как водку?
Опер Леонид Лесняков пришёл пешком часам к шести вечера. На нём всё та же потёртая жилетка, но под ней нет кобуры с пистолетом. В руках чёрный пакет.
— Что-то случилось? — сразу спросил он и достал из кармана сникерс. — У тебя вроде брат младший был. Гостинец ему.
— Уехал. Сами съедим.
Ещё Лёня, придерживаясь другого забытого мною ритуала хождения по гостям, принёс видеокассету на временный обмен. На ней сразу два фильма, Кикбоксёр и Кровавый спорт, оба с Ван Даммом. Дал ему взамен кассету со Скалой.
Расселись за столом, я выключил телевизор, на котором показывали передачу с Якубовичем. Не поле чудес, а колесо истории, программа с немного сложными правилами, но тогда смотрели взахлёб.
Расселились, я разлил коньяк по стопкам, хотя Женя купил себе местного пива, а Лёня принёс бутылку водки с подмигивающим Распутиным (скорее всего, палёная, несмотря на все эти сверкающие этикетки, которые легко подделывались). Я же вообще решил пить в этот раз как можно меньше. Хватило и прошлой жизни. Да и мне надо завтра быть трезвым, будут дела.
— За эту дрянь не чокаясь? — спросил Лесняков.
— За эту дрянь лучше вообще не пить, — сказал я. — Но больше он никого не побеспокоит. Никогда.