Волк на заклание. Отель «Гранд Вавилон»
Шрифт:
— Готов, — улыбнулся князь. — Но мисс Рэксоул — молодая леди с замечательно крепкими нервами.
— Это так, — сухо отозвался Рэксоул. — Я надеюсь, что когда-нибудь они станут менее крепкими.
— Я в высшей степени восхищаюсь мисс Рэксоул, — сказал князь и прямо взглянул в лицо ее отца.
— Вы делаете нам честь, князь, — заметил Рэксоул. — Но давайте перейдем к делу. Прав ли я, предполагая, что у вас есть причины держать полицию от ваших дел как можно дальше?
— Да, — сказал князь и нахмурился. — Я весьма опасаюсь, что мой бедный племянник влез в какую-то
— Стало быть, вы не считаете, что он — жертва чьей-то грязной игры?
— Нет, не считаю.
— По какой причине, осмелюсь спросить?
— Мистер Рэксоул, мы говорим доверительно, не так ли? Несколько лет назад мой глупый племянник попал в историю — в историю со «звездой» берлинской сцены. По всему, что я о ней слышал, эта леди — весьма яркий образец своего пола и своего крута, а в таких делах, где замешан правящий князь, следует избегать любого скандала. Я думал, что вся эта история со «звездой» сцены благополучно завершилась, поскольку вскоре должны публично объявить о помолвке моего племянника с принцессой Анной Экштайн-Шварцбургской. Но вчера я случайно увидел эту леди здесь. Такое совпадение — ее присутствие и исчезновение моего племянника — слишком подозрительно, чтобы быть случайным.
— Но как эта мысль согласуется с убийством Реджинальда Диммока?
— Никак не согласуется. Я предполагаю, что убийство бедного Диммока и исчезновение моего племянника совершенно между собой не связаны — за исключением, разумеется, возможности, что берлинская актриса играет на руку убийцам. Но я так не думаю.
— Что вы собираетесь делать этой ночью?
— Я собираюсь войти в дом, где прошлой ночью была мисс Рэксоул, и отыскать там какие-нибудь улики.
— Я согласен, — сказал Рэксоул. — Присоединяюсь. Однако позвольте сказать вам, князь, и прошу извинить меня за резкую прямоту, но ваши предположения неверны. Я готов держать пари на сто тысяч долларов, что князь Эуген похищен.
— Какие у вас основания для такой уверенности?
— Ах, — сказал Рэксоул, — это длинная история. Позвольте мне лучше начать с вопросов. Знаете ли вы, что ваш племянник, князь Эуген, задолжал миллион?
— Миллион? — воскликнул в изумлении князь Эриберт. — Но это невозможно!
— Тем не менее он задолжал, — холодно сказал Рэксоул. Затем он рассказал князю все, что узнал от мистера Самсона Леви.
— Что вы на это скажете? — спросил он, закончив свой рассказ. Князь Эриберт не ответил.
— Что вы на это скажете? — настаивал Рэксоул.
— Только то, что Эуген погублен, даже если он жив.
— Ничуть, — бодро отозвался Рэксоул. — Ничуть. Это мы еще посмотрим. Есть одна важная вещь, которую я хочу сейчас у вас узнать: претендовал ли кто-либо прежде на руку принцессы Анны?
— Да. В прошлом году король Боснии просил ее руки, но его предложение было отклонено.
— Почему?
— Сочли, что мой племянник — более удачная для нее партия.
— Но не оттого, что у его величества не слишком хороший характер?
— Нет. К несчастью, когда речь идет о королях, о личном характере обычно
— Стало быть, если по каким-то причинам брак принцессы Анны и вашего племянника не состоится, у короля Боснии появятся отличные шансы?
— Да. С политической стороны такой исход будет совершенно удовлетворительным.
— Спасибо, — сказал Рэксоул. — Я держу пари на вторую сотню тысяч долларов, что кто-то в Боснии — я не обвиняю лично самого короля — приложил к этому делу руку. Методы балканских политиков всегда были полувосточными. Итак, идемте.
— Куда?
— В этот миленький домик Неллиных приключений.
— Но наверняка еще слишком рано.
— Да, рано, — сказал Рэксоул. — Но нам нужно еще раздобыть кое-что. К примеру, потайной фонарь.
— И револьвер? — предположил князь Эриберт.
— Должно быть, револьверы? — поправил, засмеявшись, миллионер.
— Дело может дойти и до них.
— Ну, в таком случае, вот один, — сказал Рэксоул и вынул револьвер из кармана. — А ваш?
— А у меня, — сказал князь, — у меня револьвер вашей дочери.
— Черт, этого еще не хватало, — пробормотал Рэксоул про себя.
Было довольно рано — половина десятого. Они решили, что неразумно начинать операцию до полуночи. Надо было как-то провести три часа.
— Давайте сходим посмотреть игру, — предложил Рэксоул. — Возможно, повстречаем берлинскую леди.
В первый момент это предложение было сделано в шутку, но, поразмыслив, они оба решили, что вряд ли где-нибудь можно будет провести время лучше, чем в великолепном салоне курзала, где в сезон выигрывается и проигрывается столько же денег, сколько в Монте-Карло.
Пробило десять часов, когда они вошли в зал. Здесь было представлено большое общество — общество, в которое входили, в частности, и лица, пользующиеся в Европе наиболее дурной славой. В этом пестром собрании все были равны. Электрический свет холодно и беспристрастно освещал праведных и неправедных, глупых и лукавых, европейцев и азиатов. Как обычно, женщины монополизировали лучшие места за столами. Картина эта была хорошо знакома князю, который много раз наблюдал подобное в Монако, но Теодор Рэксоул никогда еще не бывал в европейских игорных домах; он имел лишь самые общие представления о правилах игры, и все окружающее чрезвычайно его заинтересовало. Некоторое время он наблюдал игру за столом, возле которого они остановились. Губы его ни разу не шевельнулись, но взгляд был прикован к столу, а слух ловил каждое замечание игроков или крупье. Он брал свой первый урок игры в рулетку.
Рэксоул видел, как юноша выиграл пятнадцать тысяч франков, которые тут же самым наглым образом были украдены нарумяненной девицей, чуть постарше юноши; он видел престарелых игроков, поставивших свои монеты, проигравших и тихо вышедших из игорного дома; он видел, как за один круг был сорван банк в пятьдесят тысяч франков.
— Это, пожалуй, неплохая забава, — сказал он наконец, — но ставки слишком малы для того, чтобы вызвать настоящий интерес. Попытаю-ка я счастья, просто так, для пробы. Я обречен выигрывать.