Волк на заклание. Отель «Гранд Вавилон»
Шрифт:
— Но как быть с этой женщиной, Спенсер? — сказал Рэксоул.
— Оставить ее там, где она сейчас находится. Держать ее взаперти и не впускать в дом ни одного посетителя. Если Жюль вернется, просто не позволить ему войти в дом — вот и все. Здесь вас двое, так что вы сумеете приглядеть за бывшими жильцами, если они вернутся, и за мисс Спенсер, пока я буду ухаживать за пациентом. Но прежде всего вы должны послать за доктором.
— За доктором! — тревожно воскликнул князь Эриберт. — Так ли уж это необходимо — давать доктору подробные объяснения?
— Ничего этого, — ответила она, — делать не придется. Да и зачем? В таких местах,
Мужчины были смущены и захвачены врасплох тем, как проницательно девушка поняла ситуацию, и начали слушаться ее во всем. Она велела отцу сделать вылазку за доктором, и он отправился на поиски. Она дала князю Эриберту несколько других приказаний, и он проворно выполнил их.
К вечеру следующего дня дело наладилось. Несколько раз приходил и уходил доктор, он прислал лекарства и, казалось, довольно оптимистично оценивал течение болезни. Была нанята старая женщина для уборки и приготовления еды. Мисс Спенсер содержалась в мезонине, подальше от глаз, пока не будет решено, что с ней делать. И никто вне стен дома не задал ни единого вопроса. Обитатели этой не вполне обычной улицы, должно быть, привыкли к странному поведению своих соседей, к необъяснимым появлениям и исчезновениям странных приезжих. Для внешних наблюдателей решительное и активное трио — Рэксоул, Нелла и князь Эриберт — могли представляться законными и постоянными арендаторами дома.
К середине третьего дня состояние князя Эугена заметно и серьезно ухудшилось. Нелла ухаживала за ним всю предыдущую ночь, но, несмотря на это, осталась возле него и днем. Ее отец провел утро в отеле, а князь Эриберт стоял на часах. Мужчины никогда не покидали дом одновременно, и один из них всегда дежурил в дозоре ночью.
В этот день князь Эриберт и Нелла сидели вместе у постели больного. Только что ушел доктор. Теодор Рэксоул внизу читал «Нью-Йорк геральд». Князь и Нелла сидели возле окна, выходящего в сад позади дома. Это была подозрительно обшарпанная маленькая спальня, не предназначенная служить приютом хотя и больному, но августейшему телу такого европейского персонажа, как князь Эуген Позенский.
Достаточно курьезно, что на столь пылких демократов, как Нелла и ее отец, произвели сильное впечатление царственность и значительность больного лихорадкой князя — Эриберт никогда не производил на них такого впечатления. Оба они чувствовали, что здесь на их попечении находится некий род индивидуальности, совершенно новый для них и отличный от всего, с чем им прежде доводилось встречаться. Даже когда он бредил, жесты и тон его речи сохраняли оттенок резких и даже снисходительных приказов — внушительная смесь учтивости и надменности.
Что же до Неллы, то она была вначале поражена вензелем на рукаве его нательной рубашки — прекрасным «Е», расположенным над короной, и перстнем с печаткой на его бледной вялой руке. Эти незначительные внешние знаки были столь же эффектны, как и другие, более глубокие, но менее бросающиеся в глаза признаки.
Рэксоул должным образом отметил и отношение князя Эриберта к своему племяннику — одновременно покровительственное и почтительное. Оно ясно обнаруживало, что князь Эриберт вопреки всему продолжает рассматривать своего племянника как суверенного повелителя и хозяина, как личность, окруженную естественным и неотъемлемым почетом и благоговением.
— Вы и мистер Рэксоул были необычайно добры ко мне, — очень тихо промолвил князь Эриберт после некоторого молчания.
— В самом деле? — непритворно удивилась Нелла. Мы сами были заинтересованы в этом деле. Все началось в нашем отеле — вы не должны забывать этого, князь.
— Нет, — сказал он, — я не забыл ничего. Но я не могу ничего поделать, чувствуя, что увлекаю вас в этот странный лабиринт. Почему вы и мистер Рэксоул должны находиться здесь? Вы собирались отдохнуть, и вот — прячетесь в подозрительном доме в иностранном государстве, подвергаясь разного рода неудобствам и опасности только лишь потому, что я боюсь скандала, боюсь любого рода разговоров, связанных с моим беспутным племянником. Ведь для вас не важно, что его высочество князь Позенский может подвергнуться публичному позору. Что вам за дело, если Позенский трон станет посмешищем для всей Европы?
— Я действительно не знаю, князь, — лукаво улыбнулась Нелла. — Но мы, американцы, имеем привычку доводить до конца то, что мы начали.
— Ах! — сказал он. — Кто знает, как это все закончится! Все наши тревоги, все беспокойство, вся предусмотрительность могут обернуться ничем. Скажу вам, я готов сойти с ума, когда вижу Эугена, лежащего здесь, и думаю, что мы не можем узнать, что с ним случилось, до тех пор, пока он не придет в себя. Мы могли бы как-то подготовиться к будущему, если бы только мы знали… знали то, что он не может нам рассказать. Я говорю вам, что готов сойти с ума. И ничуть не меньше я тревожусь за вас… Если с вами что-нибудь случится, мисс Рэксоул, я убью себя.
— Но почему? — спросила она. — Предположим, что со мной может что-то случиться. При чем здесь вы?
— Потому что я втянул вас во все это, — ответил он, пристально глядя на нее. — Для вас это ничто, пустяки. Вы действуете всего лишь из доброты.
— Откуда вы знаете, что для меня это пустяки, князь? — быстро спросила она.
И тут больной сделал конвульсивное движение, и Нелла подошла к постели, чтобы успокоить его. Стоя у изголовья, она посмотрела на князя Эриберта, и он вернул ей лучащийся взгляд. Она была в дорожном платье с большим берлинским передником поверх него. Князь видел большие темные круги от усталости и бессонных ночей у нее под глазами, и ему казалось, что лицо ее истончилось и похудело. Эриберт не ответил на вопрос, а лишь смотрел на нее с меланхолической пристальностью.
— Думаю, что мне стоит пойти и отдохнуть, — сказала она наконец. — Вы уже сами знаете все о медицине.
— Спокойного сна, — сказал он тихо, открывая перед ней дверь. И затем остался наедине с Эугеном. Этой ночью настала его очередь дежурить возле больного, поскольку они все еще ожидали какого-либо странного внезапного визита — штурма либо каких-то иных действий Жюля. Рэксоул спал в гостиной внизу, Нелла занимала переднюю спальню на первом этаже, мисс Спенсер была заперта в мезонине; вышеназванная леди была тиха и молчалива, принимая от Неллы пищу, она не задавала никаких вопросов; старая женщина по ночам уходила в свое собственное жилище в окрестностях гавани.