Шрифт:
Глава 1
– Эй, Рон, тащи сюда… ик!.. еще сидра! – захмелевшая и окончательно развеселившаяся Мора махнула подолом цветастой юбки и плюхнулась рядом с нами. – Дева-а-аньки, а давайте… ик!.. поцелуемся!
– Рона лучше целуй, – засмеялась Каримка. – Вон, он целый бочонок тащит.
– Рона нельзя! – с пьяно-серьезно-печальной миной торжественно провозгласила Мора. – Его уже Ингира целует!
Была бы я трезвой, покраснела бы до кончика носа и проблеяла бы что нет, как можно, не было такого, клевета и грязные наветы! Ну и все в таком же духе. Сейчас же мне было море по колено, так что с доброй пьяной улыбкой я проговорила:
– Целуй! Мне не жалко! – сопроводив сей царский жест широким взмахом руки, я угодила этой самой рукой прямо Каримке по носу.
Та, к счастью, сама будучи сильно навеселе, не обиделась, а только отмахнулась от меня, как от назойливой мухи.
– Н-не-э, девки, так нельзя! – погрозила она нам обеим пальцем. – Пусть кто-нить… кто-нибудь один Рона целует.
– О чем вы тут спорите? – подоспевший не поделенный объект для поцелуев поставил на пенек свою добычу – бочонок сидра – и уселся рядом со мной, по-хозяйски обняв за плечи.
– Ды вот, думаем, кому тебя целовать… ик!.. в благодарность за сидр… ик!.. ну и вообще…
– О чем тут думать! – засмеялся Рон, еще крепче прижимая меня к себе. – Я вот Ингиру уже целовал, знаю, как это сладко, так что пусть она и сейчас меня целует.
Ждать нашей пьяной, заторможенной реакции он не стал – сам наклонился ко мне и приник к губам. От поцелуя Рона пахло элем, он целовал жадно, крепко, а рука его с моих плеч постепенно сползла на бедро. У меня же голова кружилась, уж не знаю, от чего – от его близости или от выпитого сидра. Рон мне нравился. Мы с ним даже вроде как встречались.
Высокий, плечистый, симпатичный, с темно-русыми волосами и глазами цвета лесного ореха, он был мечтой многих наших девиц, так что мне льстило, что из этих «многих» он выбрал именно меня. Рон легко сходился с людьми, обаяния в нем было – дырявой ложкой не вычерпать, так что его ухаживание за мной продвигалось вполне успешно: я уже успела сдать все бастионы, кроме последнего – своей невинности, но в этом последнем была непоколебима как скала. Воспитанная строгой бабкой (земля ей пухом) в убеждении, что «до свадьбы ни-ни», я позволяла Рону и поцелуи, и нескромные ласки где-нибудь в укромном уголке подальше от любопытных глаз, но пойти до конца не давала. Он же был весьма настойчив и убедителен, только вот делать предложение руки и сердца не спешил.
Так и сейчас, подливая мне пенного сидра, Рон шепнул:
– Может, пойдем ко мне? Чего тут через костры скакать? Посидим спокойно, поболтаем, пирогом вишневым тебя угощу. У меня и желания загадаем, а потом провожу тебя домой.
Я, хоть и пьяненькая, мигом смекнула, что эти посиделки у Рона дома быстренько перейдут в полежалки и решительно отказалась:
– Не-е-э, хочу с Каримкой и Морой через костры прыгать и хороводы водить!
Мало того, что сижу тут пьяная и у всех на глазах позволяю целовать себя, так он еще и домой зазывает! Н-нэ-э, не на ту напал!
Выпутавшись из душных объятий Рона, тяжело дышащего мне в шею, я поднялась, покачнувшись, поправила съехавший на бок венок из одуванчиков и, схватив за руки Мору и Каримку, потащила их в круг танцующих вокруг костров.
Вот это было веселье! Хохоча и пошатываясь, девицы и юноши весело отплясывали, кто во что горазд, а время от времени кто-нибудь, разбежавшись, лихо перемахивал через костер!
Пахло дымом, жареным мясом и хмелем, а в небо летели веселые голоса, смех и искры костров.
Безудержное, бесшабашное веселье охватило меня, и я, смеясь и раскинув руки, закружилась, запрокинув голову и глядя в усыпанное звездами небо.
– Глянь-ка, во блажная, стоит и хохочет в одиночестве, – услышала я чей-то ехидный голос.
Мне не было нужды оборачиваться, чтобы узнать, кто это говорит. Визгливый противный голосок принадлежал Феле или, как ее кликала добрая половина Амаринусов, Фильке.
Фела была девкой красивой и высокой, с роскошной черной косой, только больно уж худая – скелет, кожей обтянутый, не выглядел бы на ее фоне тощим. Она была одной из тех, что вились вокруг моего Рона и терпеть меня не могла.
– А-а, Филька, это ты! – легко улыбнулась я, глядя на неудачливую соперницу. – Все костями гремишь?
Фела, и без того румяная от принятого на грудь сидра, побагровела.
– Я просто стройная, в отличие от некоторых! А вот тебе с боков жирок лишний убрать было бы неплохо, корова! – взъярилась Филька.
Я засмеялась, ничуть не обиженная этой отповедью – уж фигурка у меня ладная, худеть совершенно ни к чему, это всякому понятно, кто на меня посмотрит.
– Что за шум? – подскочили ко мне Каримка с Морой.
– Да вот, Филька говорит, бока у меня толстые, жирок лишний соскрести надо.
Подруги так и прыснули.
– А может, это Фильке пора мяса на бока нарастить?
– Да что вы…
– Придумала! – возопила я вдохновенно, перебив начавшую было возмущаться Фильку. – Давайте так! Мы с Филькой желания загадаем: она – чтобы поправиться, я – чтобы похудеть. Сегодня ж ночь Баллатарна, сами боги велят желать невозможного!
Мы с Каримкой и Морой залились веселым пьяным смехом, а злая и красная Фела вдруг топнула ногой и завопила:
– А давай загадаем! А проигравшая, та, чье желание не сбудется, должна будет выполнить любое желание победившей. По рукам?
Вот это да! Раззадоренная пьяная Филька уцепилась за мое нелепое предложение, сделанное в шутку, и городит откровенную чушь! Ведь она, сколько ни съест – ни на грамм не потолстеет, такое уж у нее сложение. А верить, что сбудется загаданное в ночь Баллатарна желание… Да никогда ничего не сбывается! Ни у кого. Хоть все и загадывают прилежно из года в год. Впрочем, я-то худеть не собираюсь, так что выиграть в любом случае не могу…