Волк в ее голове. Часть III
Шрифт:
– Что же ты слушаешь? – интересуется Леонидас. В вопросе слышится вызов. – Басту, Монеточку?
Я ещё перевариваю «три линии» и не отвечаю.
– Милый друг?..
– Классический финский рэп.
Диана и Леонидас недоуменно переглядываются, словно любовники-заговорщики, и это так же ужасно выглядит, как и звучит. Педофил и послушная семнадцатилетняя девочка. Или девятнадцатилетняя? Чёрт её разберёт.
Песня затихает, и Диана тыкает в кнопку с двойной стрелочкой \">>\".
Ш-шхшх.
Ещё
– … Свято-Алексиевской пустыни, – зачитывает новостной диктор. Диана цепенеет, я сажусь ровно. В животе будто пробегает невидимая ящерка. – Об этом только что сообщил…
Она резко переключает частоту, и голос диктора пожирает шум помех.
– Верни.
Диана делает лицом «заткнись», и я, наклоняясь вперёд, повторяю:
– Верни новости!
– Чел…
Леонидас вырубает радио и находит мой взгляд в зеркале заднего вида.
– Значит, такая музыка кажется тебе неинтересной?
– Скулосводящей.
Леонидас сопит. Под попой что-то мешается, и я вытаскиваю из-под себя конверт с значком башни, кидаю на стопку диагностик.
– Мы закончили музыкальный марафон? Можно новости? Люблю, знаете, послушать новости вечерком.
– «Скулосводящей», – глухо повторяет Леонидас, но радио не включает.
– С точки зрения мелодии. Есть новые мелодии, где всё позволяется и можно нарушать любые правила, это как ножом по стеклу… есть классический рэп, классический рок, классическая… классика, где всё сделано по правилам. Соряныч, мне нравятся классические. Нормальные, без всяких жоповывертов, мелодии. И НОВОСТИ.
Диана закрывает лицо руками. Плечи её опускаются.
– Зато не нравится говорить правду, – добавляет Леонидас и оглаживает бороду. – И учиться.
Он это серьёзно? Вот сейчас?
– Некоторые учителя учат СЛИШКОМ многому.
– Причём тут учителя? Причём? Ты крушишь пол в гимназии, ты сбегаешь в окно от классного руководителя… в окно! Не отвечаешь на звонки, твои родители… Скажи честно: ты списывал у Вероники Игоревны? У вас была какая-то договорённость насчёт твоих пятёрок?
Меня вновь разбирает смех, но я сдерживаю его. Диана отводит руки от лица.
– Жень, ты серьёзно? Договорённость с моей мамой?
Леонидас изображает бровями что-то вроде «ну да, спорно», и на пару минут все затыкаются. Проступают фоновые звуки: мягко гудит мотор, поскрипывает подвеска, брякают две игральных кости-освежителя, подвешенные к зеркалу заднего вида.
Я нарочито отворачиваюсь и разглядываю строительные леса, которые проносятся мимо. Мысли возвращаются к Веронике Игоревне.
Она бывала в Афгане достаточно часто и регулярно, чтобы набрать вагон купонов.
Регулярно и часто.
Что покупают регулярно и часто в аптеке?
Пластыри, йод, обезболивающее, таблетки от поноса, от сердца… презервативы.
Меня едва не скручивает.
Любовные утехи в Афгане?
Ну нет.
Не-е-ет.
Инсулин? И Вероника Игоревна, и Диана болеют диабетом.
Звучит логично, но зачем ходить за лекарством так далеко?
– Твой отец будет дома? – спрашивает Леонидас.
– Фиолетово.
Он беззвучно ругается, сворачивает к тротуару и тормозит. Пакет с сумкой Вероники Игоревны по инерции съезжает вперёд и с шуршанием сваливается мне под ноги.
– Ты не понимаешь? Если отца не будет, остаётся сдать тебя в органы опеки.
Я не отвечаю: поднимаю пакет кончиками пальцев, кладу на сиденье.
– Жень… – тихо говорит Диана, но Леонидас отмахивается от неё и спрашивает меня:
– Между тобой и твоим отцом что-то случилось?
– Жизнь, – говорю я. – Знаете, бывает такая штука. Заводы закрываются. Люди меняются. Везите куда хотите. У меня ещё мама есть. Отвезите меня к ней, в Поднебесную. Будьте лапочкой.
– Так, мне это надоело. – Леонидас переключает передачу, вжимает педаль, и «Субару» с гулом и прытью реактивного самолёта набирает ход. Меня вдавливает в сиденье, оранжевые деления на графике скорости стремительно зажигаются друг за дружкой.
– Куда мы? – робко спрашивает Диана. – Жень?
Леонидас бросает на неё сердитый взгляд.
– Скажи, ты вообще подумала сказать мне, где Артур? Пока…
– Сорян, – перебиваю я, – а вы вообще подумали сказать мне, где Диана, пока я тут бегал и расспрашивал всех, как попка-дурак?
– Это другое! – отрезает Леонидас.
– Или вы подумали сказать ей, что ЕЙ надо учиться? Что ей надо где-то есть?
– Чел!..
– Что ей надо где-то спать? Где-то жить?
– Чел. Заткнись. Пожалуйста. Блин. Пожалуйста.
Диана пристально смотрит на меня. Лицо её бледно, пальцы касаются лба, словно у неё от боли раскалывается череп.
– Милый друг, можно вопросы буду задавать я?
Голос Леонидаса звучит резко, грубо, и хочется ответить тем же. Я облокачиваюсь на спинку его сиденья, вытягиваю шею вперёд и выплёвываю в эту вылизанную бороду:
– С какой радости? Потому что за рулём? – холодные пальцы Дианы предостерегающе касаются моей руки, но я и не думаю замолкать: – Потому что старше? Потому что классный руководитель?
– НЕ ПЕРЕБИВАЙ МЕ…
– Так скажите хоть че-то толковое. Куда вы несётесь, как курица с отрубленной головой?
Под пятой точкой по-прежнему что-то мешается, и судорожным движением я вытаскиваю из-под себя зелёный треугольник медиатора.
– Если твой отец не появится или не начнёт отвечать на звонки, – жёстко говорит Леонидас, – я передаю тебя в органы опеки.