Волк. Дилогия
Шрифт:
– Ешь, солдат. Тебе силы нужны. Чтобы нас защитить.
Вот так просто. И куда лучше и доходчивей всяких агитаторов.
Торопливо жую, она стоит рядом, время от времени извлекая из корзинки, висящей на руке, ломти ароматного, необыкновенно вкусного хлеба. Потом оттуда же появляется чайник с наттой, кружка. Просто шикарно…
К вечеру враг пытается сделать ещё попытку атаковать. Под прикрытием грубо связанных щитов из толстых брёвен, которые не пробивают пули винтовок. Зато под ливнем бомб укрытия разлетелись вместе с теми, кто их тащил. Остальное довершили стрелки.
Начинает смеркаться. Я тупо разглядываю усеянное трупами и залитое кровью поле, пока не спохватываюсь, что это не то зрелище,
Но ночь проходит спокойно. Без провокаций. Зато утром начинается новый штурм линии укрепления. И тут нам приходится тяжело. Словно пьяные или обдолбанные наркотиками, рёсцы, фиорийцы и тушурцы, которых можно опознать по идиотского вида полосатым шарфам на шлемах, лезут, словно саранча, на поля. Их лучники, которых снайперы буквально выкашивают, тем не менее достигают своей цели – у нас много раненых. В том числе и среди расчётов бомбомётов. К обеду замолкают форты – их боезапас заканчивается, да и у нас бомбы подходят к концу. Хорошо, хоть патронов вдосталь. И пока мы держимся. Те, кто на укреплениях, тоже перешли на винтовки. Их берут у раненых бойцов. Простые армейцы рубят, колют, орудуют палицами, но пока держат редуты изо всех сил, нанося страшный урон штурмующим. Всё-таки у противника не хватает сил разрушить их. А подтащить требучеты и катапульты не позволяют орудия второй линии. Но я с ужасом думаю, что будет, когда кончатся боеприпасы…
Наконец враг не выдерживает. Есть всё же предел и у них. А скорее всего, полководец противника сообразил, что такими темпами останется без армии вообще, и решил взять передышку, чтобы найти решение. Хорошо, что место такое удачное… Смотрю на солнце – оно уже довольно высоко. Значит, скоро полдень… Удаётся вновь завезти на форты новый запас бомб, воды и продовольствия. Забрать раненых и пополнить ряды защитников добровольцами и солдатами второй линии. Но начинает пованивать. Тошнотворно-сладкий запах доносится с поля битвы…
Часть солдат отвожу в тыл, чтобы те смогли передохнуть. На сердце у меня очень неспокойно. Не может такого быть, чтобы враг чего-то не придумал. Ведь вижу, как дерутся фиорийцы. Они не отступают, не бегут, а рубятся до последнего, пока не погибают. Вооружение у нас куда лучше. Так что, если противник смог отвоевать отбитые у него территории вновь, значит, у него есть какой-то козырь в рукаве. Точно есть! Не может такого не быть! Грызя травинку, думаю, что же это может быть. И в голову приходит только одно: нечто вроде газа. Отравляющего или усыпляющего. Дождутся, пока ветер подует в нашу сторону, разведут костры и… Значит, надо предостеречься от подобного развития событий. Что может помочь от такого? Только простейший респиратор в виде повязки из мокрой ткани. Отдаю приказ всем иметь при себе платки и воду. Либо поблизости. Хотя надежда на то, что это поможет, исчезающе мала…
Неожиданно приходит радостное известие: к нам прибыло подкрепление. Снова стрелки с винтовками. И пополнение боезапаса. Всё-таки бомбомёт очень прост, куда проще пушки в изготовлении! Была бы труба, а всё остальное – мелочи. И не нужно никакой точности в изготовлении снарядов, как у ядер или удлинённых снарядов. Бомба надкалиберная. Делай любой
Стрелков не так много, зато у них снайперские винтовки. Более длинноствольные. Значит, эти ребята начнут свою работу раньше, чем наши. Насколько я помню, бьют эти стволы метров на пятьсот дальше, чем стандартная винтовка. Это очень хорошо! Просто замечательно! Сажаю их на вышки. И видно оттуда лучше, и лучники не достанут. Освободившихся стрелков отправляю на форты. Там они нужнее. Ещё посылаю разведку. Пусть хотя бы попытаются узнать что-нибудь. Потому что я жду каверзы. Или неожиданности… Разведка возвращается через четыре часа. И хотя я сплю, меня будят. Потому что я приказал сразу поднять, как только те вернутся. Независимо от результатов. Для меня даже мельчайшие детали важны. И моё шестое чувство не подводит – противник действительно соорудил в глубине леса полосу из дров. То, что я ждал. Значит, будут травить. Надо придумать хоть что-то! Что-то… Что-то… Мой взгляд натыкается на щиты мостков. Плот? А почему бы и нет? Терять нам нечего. Луны сейчас нет, и если спустить плоты по течению, то два бомбомёта могут хорошо проредить и саму линию огня, и нападающих. Но это смертельный риск. Фактически шансов вернуться – полпроцента. Враг хорошо пользуется луком. Перебьёт тросы – пойдём либо ко дну, либо нас унесёт в глубь вражеской территории…
– Вяжите плоты. Прочные, чтобы выдержали отдачу. По два ящика мин. И готовьте верёвки. Пустим два с каждой стороны фортов. Потом втянем их назад.
– Вороты бы сделать, сьере лейтенант… – произносит кто-то из сержантов.
– Воротами не удержим. Надо систему блоков ставить.
Быстро рисую схему. Люди качают головой – хитро придумано. Какое там хитро – элементарный полиспаст…
Стучат топоры. Среди беженцев, оставшихся с нами, нашлись и плотники, и кузнецы. К утру два громадных плота готовы. Даже соорудили ограждение из грубых тёсаных досок от стрел. Под весом бомбомёта и снарядов они практически не погружаются в воду. Отлично! Значит, должны и отдачу выдержать. Делаю шаг вперёд:
– Первый расчёт – за мной. Вторым будет командовать сержант Риго.
Но меня неожиданно отодвигают в сторону. Вперёд выходит один из командиров расчётов:
– Глупо это, сьере лейтенант. Случись, не приведи Высочайший, что с вами, кто командовать будет? У вас голова светлая! Вон, экое измыслили. Это мы люди простые, нас много. И если на одного меньше будет, то нестрашно. А на таких, как вы, Империя держится. Вас беречь надо. Так что, если вернусь, то можете хоть под трибунал отдать за нарушение приказа. А нет – вас уберёг.
Я пытаюсь что-то произнести, возразить, но мне почему-то сдавливает горло, и поэтому не могу произнести ни слова. Какие тут люди! Настоящие…
Плоты отталкивают от берега. К счастью, от воды поднялся лёгкий туман, скрывающий наши сооружения. Я напряжённо всматриваюсь в убегающую по массивным деревянным блокам верёвку. Для неё собирали вожжи и куски верёвок от вязанок с хворостом по всему лагерю и у себя, и у беженцев. Метр за метром. Оборот за оборотом. Внезапно там, вдалеке, предрассветная мгла озаряется вспышкой и гулко бухает разрыв. Ему вторит точно такой же, но с другой стороны.
– Стой! – ору я диким голосом и первым налегаю на тормоз. Надеюсь, и на левой стороне не растеряются, сообразят, что надо делать.
Бух! Бабах!
Выстрел за выстрелом, разрыв за разрывом. На каждом плоту по десять мин. Больше я не рискнул. И я отсчитываю разрывы. Двадцать?! Тишина?
– Крутим! Быстрее!
– И-эх!
Мужики грудью налегают на рычаги, и громадный ворот делает первый оборот. Течение очень сильное, а вес плота, несмотря на то что боезапас выпущен, огромен.