Волк
Шрифт:
Я почувствовала, как мое здоровое запястье сжали гигантской рукой, и подняла глаза, когда он потянул меня вперед к двери рядом с кроватью.
— Перестань меня лапать, — проворчала я, тщетно пытаясь вырвать свою руку из его хватки. Он открыл дверь и потянулся внутрь, чтобы включить свет, затем затащил меня внутрь, хлопнув дверью, чтобы дать нам больше места для нахождения в небольшом пространстве с квадратной раковиной, туалетным столиком и зеркалом, душевой кабиной и туалетом. Что было то было. Никакой аптечки. Никакого бельевого шкафа. Боже, вся его квартира кричала: «Я мужчина и не нуждаюсь во всем этом бесполезном дерьме вроде полотенца для гостей или ковриков для ванной». Меня внезапно развернули, мой живот прижался к раковине, раздавленный крепким телом Волка
— Что ты… — Я вздрогнула, потом обнаружила, что моя обожженная рука погружена в прохладную воду, сжатая и удерживается там его рукой, обвитой вокруг моей. Повторяю, его рука держала мою. Никогда еще мужчина не держал меня за руку. Никогда… в жизни. И вот это случилось впервые с моим благонамеренным похитителем, который имел в виду не что иное, как молчаливое указание держать мою руку под водой.
Я сосредоточила все свое внимание на том, чтобы держать свои пальцы все еще под его, не желая, чтобы он думал, что я делаю такое же большое усилие, как и он. Свободной рукой он выдвинул ящик у моего бедра, вытащил оттуда все необходимое и положил на столешницу рядом с моей рукой: бинт в заводской упаковке, лейкопластырь и огромную белую баночку с этикеткой.
— Что это такое? — Спросила я, потянувшись к ней здоровой рукой и подняв ее, чтобы прочитать этикетку. — Сульфадиазин серебра, — прочитала я, поворачивая голову, чтобы посмотреть на него вопросительно.
— Крем от ожогов, — ответил он, забирая его у меня из рук и ставя обратно на стойку. На этом все и закончилось. Он не собирался ничего объяснять. Я имею в виду, что на самом деле не ожидала от него этого. Он не был ни болтуном, ни собеседником. Что, учитывая, что я почти никогда не затыкалась, немного беспокоило меня. Я не могла просто продолжать говорить без комментариев от кого-либо еще. Я имею в виду, что могла бы, но выглядела бы сумасшедшей. И вдруг я поняла, что не хочу выглядеть сумасшедшей. Обычно мне было наплевать, что обо мне думают. Но по причинам, которые я предпочитала не анализировать, я не хотела, чтобы Волк думал, что я сошла с ума.
Так что я стояла молча, глядя на свою руку под прохладной водой. На самом деле, я вообще не смотрела на свою руку; я смотрела на руку Волка, обернутую вокруг моей. Как и все его тело, она была массивной, и с большими суставами, сухожилиями и венами, которыми, казалось, обладали только крупные мужчины. Как будто они могли справиться с чем угодно, как будто они могли держаться вечно и никогда не уставать, как будто они могли взять любую ношу и поднять ее.
Иисус Христос.
Я начала думать, как Ло, вся бесхребетная от чтения всех ее глупых любовных историй все время.
Это была не та женщина, какой я была. Я не романтизирую вещи. Я, конечно, не думала о поэтических способах описать долбаные мужские руки. Да что со мной такое?
Пока я думала об этом, моя рука наконец освободилась, и я увидела, как мои пальцы инстинктивно согнулись и потянулись наружу, как будто они снова искали контакта. Подавленная, я повернула голову, чтобы посмотреть на Волка. Но его взгляд не был направлен ни на меня, ни на мою руку. Он потянулся к двери за белым полотенцем и положил его на раковину. Он вытащил мою руку из воды и положил ее на него. Я потянулась к краю материала, который был настолько жестким, что я знала, что, помимо того, что он не верил в ванные коврики, у него также было какое-то отвращение к кондиционеру для белья, и двинулась, чтобы вытереть воду с моей руки.
— Не надо, — прорычал он, отмахиваясь от моей руки и бросая на меня тяжелый взгляд, который, я думаю, должен был передать какую-то информацию, но он был полностью потерян для меня, прежде чем он отвернулся, чтобы сосредоточиться на бинте. Я наблюдала, как он аккуратно разложил полоски бинта, а затем использовал какую-то запечатанную палочку, чтобы нанести крем от ожогов на мягкий материал. — Высохла? — спросил он, оборачиваясь, чтобы посмотреть на меня.
— Хм… да, — предположила я, не имея ни малейшего понятия. Я была слишком
Когда он обернулся, его глаза впервые с тех пор, как мы вышли из его дома, посмотрели мне в лицо, и это было физически ощутимо, как ощущение падения в животе. Его рука медленно поднялась, кончики пальцев прошелестели по моему подбородку, и ощущение перестало быть падением и начало трепетать внутри меня. Его взгляд смягчился на минуту, потом он слегка покачал головой и опустил руку. — Тройной антибиотик, — сказал он странно, выдвигая ящик, находя немного и шлепая его на столешницу, прежде чем потянуться к двери и открыть ее у меня за спиной, пока я не отошла в сторону.
А потом он ушел, оставив меня смотреть на закрытую дверь в течение долгой минуты, прежде чем вернуться к раковине и посмотреть в зеркало. Именно тогда я и поняла это. У меня была куча мелких ссадин и царапин на щеке. Они были незначительными, поверхностными, даже не оставили бы шрамов, но они заставили его глаза смягчиться. Насколько это было чертовски странно? Я громко вздохнула и умылась, пропустив тройной антибиотик, потому, что на самом деле он мне не был нужен.
Я уже начала беспокоиться о том, что мне делать, когда раздался стук в дверь. Нахмурив брови, я открыла дверь и увидела Волка, держащего белую футболку с различными предметами, наваленными сверху: зубная щетка, полотенце, мочалка и бутылка ибупрофена. — Примешь душ завтра, — проинструктировал он, подталкивая стопку к моей груди, а затем махнул рукой в качестве объяснения на случай, если я была слишком глупа, чтобы понять, что мне не следует мыться со свежеобмотаным бинтом.
— Хм… спасибо, — пробормотала я, закрывая дверь, прежде чем вспомнила, что должна была замышлять его ликвидацию вместо того, чтобы выражать ему благодарность. Но я никак не могла добраться до своей машины, не будучи замеченной каким-нибудь идиотом-копом, задающим вопросы. Особенно когда они поймут, кто я такая. Мне придется подождать до рассвета, когда прогулка не будут так бросаться в глаза. И, ну, моя одежда была грязной.
Я сложила все это на столешнице, завязав волосы резинкой, которую держала на запястье, затем достала зубную пасту и почистила зубы, прежде чем снять грязную одежду и развернуть футболку Волка, которая была достаточно большой, чтобы полностью поглотить меня, свисая почти до бедер и достаточно широкой, чтобы вместить еще полторы меня внутри. Я чувствовала себя голой (потому что я почти была голой), но я не могла сидеть в ванной весь день, чтобы сохранить свою скромность. Вздохнув, я вернулась в главную часть дома и обнаружила, что Волк что-то прокручивает в своем телефоне. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что мрачная складка на его губах означала, что он только что узнал, что я взорвала не только особняк Лекса и лагерь Приспешников, но и Хейлшторм, бар Маллика и поместье отца Саммер.
Услышав, как я выхожу, он резко поднял голову, делая очень короткий осмотр, который не задерживался ни на чем женственном, вместо этого упал на мое лицо и остановился. Чувствуя себя неловко под его пристальным взглядом, я пожала плечами.
— Не хочешь спросить, почему я взорвала большую часть криминальных империй в этом районе? — Спросила я, решив, что лучше признаться, чем быть обвиненным в этом.
— Нет.
— А почему бы и нет?
— У тебя есть причины? — спросил он, удивив меня настолько, что я машинально ответила.