Волки и шакалы
Шрифт:
Кравцов в ту ночь, как всегда, охранял свой двор, в хлеву которого находилась корова с теленком, конь, несколько свиней и в отдельной загородке – куры. Луна перевалила за полночь, звери, покружив вокруг села, ушли искать добычу полегче, и охотник задремал, сидя в углу на охапке соломы. Карабин стоял между ног, а верный Стечкин – на поясе в кобуре. Разбудил его треск винтовочного выстрела, прозвучавшего вдали. Вскинувшись, Александр, не выпуская оружия из рук, открыл ворота, вывел неоседланного жеребца. Сильный мороз забрался под полушубок, щипал открытые щеки, затруднял дыхание. Проведя животное через двор, предварительно закрыв за собой ворота, вышел на улицу, вскочил
Несмотря на суровую зиму, дорога была накатана – мужики ездили к озеру, рубили лед для ледников, косили камыш. Пять километров до кошары Ахмеда всадник промчал за несколько минут. Умная лошадь, почуяв зверя, стала тормозить, возмущенно фыркая. Александр спрыгнул на землю, тут же выстрелив в кинувшуюся навстречу тень, волк, заскулив, покатился ему под ноги. Со стороны двора слышались звуки борьбы – рычание и скулеж животных, из хаты раздался выстрел мощного ружья. Хищники, почуяв новую опасность, бросили попытку поживиться свежим мясом, кинулись в разные стороны, некоторые прыгали назад, попадая под выстрелы Кравцова. Сухо щелкнул боек, извещая о том, что патроны кончились, и он, откинув карабин, выхватил пистолет, но стрелять было уже некого – животные разбежались зализывать раны. На снегу остались лежать семь туш, некоторые были ещё живы – поскуливали, дергали ногами, пытались достать зубами проходящего мимо охотника. Александр из пистолета добивал подранков. Во дворе лежало девять комков шерсти, не подающих признаков жизни, красные пятна крови резко выделялись на белом снегу, с одним разбирались три собаки, но и тут все было ясно, и вскоре с последним хищником было покончено. Среди них желтым комом лежала собака, вцепившись мертвой хваткой в горло волку, отдав свою жизнь за хозяев.
Ахмед сидел, опершись спиной о закрытую дверь кошары, в которой испуганно блеяли овцы. Из его ноги ниже колена толчками бежала темная кровь, но он хладнокровно набивал пустой барабан револьвера патронами, рядом лежали три волка, из бока одного торчала рукоять кинжала.
– С тобой все в порядке? – спросил подошедший охотник.
– Волк ушел? – в свою очередь спросил горец и, дождавшись кивка охотника, продолжил: – Патимат стреляла из двери, убила волка, который схватил меня за руку, ружье было заряжено двумя картечинами. Одна пуля попала в волка, другая – мне в ногу. Он уже неплохо говорил по-русски, только слышался небольшой акцент.
Александр посмотрел на хату, из двери которой еще шел дым. Из проема вышла женщина, как всегда, одета во все черное, левой рукой с зажатым в ней охотничьим ножом держалась за правое плечо, она была беременна – под платьем выделялся небольшой животик. Увидев раненого мужа, Патимат осела на пол.
Прошедший войну охотник умело перетянул раненую ногу, остановил кровь.
– Со мной все в порядке, кость не задета, пуля прошла навылет. Ты лучше собери убитых волков за загатой, чтобы шакалы не растащили. Утром обдерем туши – будет барыш.
Кравцов быстро стащил во двор семь туш хищников. Пришедшая в себя Патимат бросила нож, подошла к мужу и левой рукой пыталась поднять его на ноги – правая у неё пока не действовала. Освободившийся охотник подбежал к раненому, помог подняться, выдернул из тела мертвого волка кинжал, вытер его пучком сена и вложил Ахмеду в ножны.
– Женщина стреляла из большого ружья и зашибла прикладом себе руку, теперь она не работает, – пояснил горец.
Вдвоём они отвели раненого в хату, положили на широкую лавку, укрытую волчьими шкурами. В соседней комнате слышался плач разбуженного ребенка.
– Надо подвязать руку к шее и стараться не тревожить, – советовал Александр.
– Все сделаем как надо, ты иди домой, жена, наверное, уже беспокоится, – сказал Ахмед.
Попрощавшись, охотник бегом направился к виднеющемуся в ночи селу, тяжелый карабин оттягивал плечо. У ворот его встретила Даша в ночной рубашке и полушубке, накинутом на плечи, с плачем кинулась навстречу.
– Я тут чуть с ума не сошла, когда лошадь прибежала одна, а там все стреляли, – со слезами рассказывала она, обнимая мужа.
– Ну, ну, все в порядке, мы их всех победили, теперь стая не будет нам угрожать, – утешал он жену, гладя по распущенным волосами.
Утром Кравцов взял двух мужиков и на телеге, которую тянула лошадь, поехал к кошаре Азагоева обдирать убитых волков. Навстречу вышла Патимат с подвязанной к шее правой рукой, пригласила охотника в хату. Согласившись, Александр распорядился работать без него.
Ахмед сидел за столом, перед ним в глиняной миске лежала горка жареного мяса, рядом стоял чугунок, из которого поднимался ароматный пар.
– Садись, друг, – он впервые назвал гостя так.
Александр было отказался – он только что плотно позавтракал, но увидел, как нахмурился хозяин, снял полушубок, треух, все отдал подошедшей женщине, сел на лавку у стола. Патимат поставила перед ним миску и положила туда мяса из чугунка, разложила лепешки.
Кравцов оказался в гостях у горца второй раз, первый – когда сложил печь, и по этому поводу горец организовал небольшой праздник, собрал всех знакомых ещё в пустой хате, и сейчас с интересом осматривал комнату. В отличие от русских, здесь стены были завешаны плюшевыми коврами с изображением оленей, медведей, на лавках и на полу – лоскутные половики, шкуры животных в середине, печь, разделяющая хату на две половины, проем двери второй половины завешен шерстяным одеялом, на печи кухонная утварь – сковородки, чугунки, миски. Полки на стенах занавешены полотенцами, вдоль стен лавки, ведра с водой. Над окном ходики с гирьками на цепочках, показывают время острыми стрелками, недавно привезенные из Крайновки. От печи шел сухой жар.
Александр по привычке поискал в правом углу иконы, но, не увидев их, просто перекрестился, выпил молодого вина из глиняной кружки и принялся за тающее во рту мясо молодого барашка. Поев немного, он отодвинул чашку.
– Очень вкусно, твоя жена умеет готовить, очень жаль, что я уже поел дома и не голоден, – сказал он.
– У меня уже излишек скота – более пятидесяти, и местные пастбища не могут прокормить больше, поэтому мы уже начинаем резать старых и больных, но этого молодого барашка я зарезал в честь нашей победы над волками. Ты спас мине жизнь, и ты теперь мне как брат, – улыбнулся горец, разгрызая крепкими зубами мелкие косточки. – Половинку туши заберешь себе.
– Спасибо, но у меня достаточно запасено мяса кабана, уток, икры, рыбы, – отказался охотник.
– Не надо обижать меня. Барашек молодой, мясо свежее, не засоленное, и еще пара в отаре теперь твоя, что хочешь, то и делай.
Как только мясо в мисках закончилось, тут же вышла из смежной комнаты жена Ахмеда, убрала посуду, чугунок на печь, достала с полки глиняные кружки, с печи – медный чайник, поставила перед каждым мужчиной, налила в них густого чая с молоком, положила перед каждым по куску сыра брынзы. Следом за ней вышел голопузый, черноволосый, черноглазый двухлетний мальчик, уставился на взрослых, держа во рту большой палец. Увидев мальца, гость улыбнулся.