Волки и волчицы
Шрифт:
— Ты удовлетворён моим обликом? — засмеялась Лидия.
— В данный момент — да. Но всё слишком быстро ускользает… Хочу, чтобы мгновение застыло. Я вызвал художника, — сказал Валерий, подплывая к бортику. Рабыня немедленно подала ему кубок с вином. — Хочу, чтобы он вылепил твою фигуру. Твой облик должен сохраниться для потомков.
— В полный рост? Ты хочешь изваять меня обнажённой?
— Да. Но можно сделать и отдельно бюст. Пусть ты будешь выглядеть весталкой, как в день свадьбы…
Его мысли вернулись к тому торжественному дню, когда рано утром, едва взошло солнце, на виллу Валерия Фронтона приехало множество гостей. Некоторые прикатили в тяжёлых четырёхколёсных крытых повозках, украшенных золотыми амурами и золотыми же гроздьями винограда, другие прибыли в дорогих паланкинах. Входившие в дом бросали щепотки соли на курильницы в жертву Пенатам [21] .
Лидия была облачена в белоснежное платье, гладкое, ниспадавшее до самого пола. Верхняя часть её тела и голова были закутаны в белый плащ. Под плащом на голове виднелась белая шерстяная повязка. Весь облик Лидии соответствовал тому, как должны выглядеть жрицы храма Весты — хранительницы священного огня, самые уважаемые женщины Рима, олицетворявшие собой непорочность.
21
П е н а т ы — фамильные хранители дома и прежде всего запасов продовольствия. С течением времени Пенаты превратились в символ родного дома и домашнего очага.
Когда пучки прутьев застучали в дверь, Лидия вздрогнула. Гости расступились, заполнив портики, и пропустили в перестиль верховного жреца храма Юпитера. Его сопровождали восемь слуг, державших в руках аккуратно нарезанные и умело оплетённые лентами пучки прутьев. Приблизившись к Валерию и Лидии, жрец величественно кивнул им, после чего они проследовали вместе с ним и десятью свидетелями в сакрариум — священную часть дома, где располагалось несколько алтарей.
— Займите ваши места, — проговорил жрец и указал на просторное двухместное кресло, накрытое шкурой овцы, принесённой в жертву незадолго до прибытия гостей. Шкура была тщательно вымыта, чтобы одежда господ не запятналась. — Вложи свою правую руку, Лидия, в правую руку Валерия. Отныне ты являешься его женой, приобщаешься к имуществу мужа и его святыням.
Он опустил глаза и забормотал себе под нос какие-то заклинания, медленно обходя сакрариум. Наконец он остановился перед каменным изваянием Юноны.
— О Юнона, покровительница брачных уз, молю тебя о благосклонности и любви к этому дому. Не обойди своим вниманием эту добродетельную пару…
Он взял из рук помощника две чаши и вылил на алтарь сначала из одного сосуда вино, смешанное с мёдом, затем из другого — молоко. Кто-то тут же вложил в руки Лидии свежеиспечённый пшеничный хлеб, и она бережно положила его на тот же алтарь.
— Пусть честность, верность, непорочность и чистота этой женщины пленяют супруга, — воскликнул жрец.
Сопровождавшие его священнослужители затянули в несколько голосов пронзительную песню, под звуки которой Валерий неторопливо брал с поднесённого ему золотого подноса куски печени жертвенной овцы и бросал к подножию алтаря в знак того, что всякие огорчения должны быть изгнаны из супружества…
Вспомнив эту сцену, он улыбнулся и пролил вино из кубка в бассейн.
— Что развеселило тебя? — полюбопытствовала Лидия, склонившись к нему со стула.
— Ничего… Просто жизнь…
Тяжёлая четырёхколёсная повозка, сделанная из чёрного дерева, похожая на громадный ящик с большими окнами, украшенная красными и белыми перьями по всему периметру, громыхала по вымощенной дороге. Впереди ехали два всадника в белых тогах, окаймлённых пурпурными полосками, у одного из них поверх тоги был наброшен длинный чёрный плащ. За повозкой следовал отряд гладиаторов в двадцать человек, все они были облачены в доспехи, держали в руках дротики, а в ножнах имели мечи. Нападения на путешественников не были редкостью, поэтому богатые люди старались брать с собой личную охрану или нанимали бойцов в одной из гладиаторских школ.
Из-за пологого холма внезапно показались человеческие фигуры. Они неистово размахивали над головами верёвками и ремнями. По мере их приближения стало видно, что все они были голые, если не считать наброшенных на плечи козлиных шкур.
— Ай! Ай! — вопили голые люди, двигаясь нелепыми перескоками и корча страшные рожи. Некоторые из них падали на колени и, задрав головы к небу, выли по-волчьи и блеяли, как овцы.
Гладиаторы подняли дротики, готовясь отразить нападение.
— Успокойтесь! — крикнул человек в чёрном плаще. — Это не разбойники, а пастухи. Сегодня они отмечают Волчий Праздник [22] .
22
В о л ч и й П р а з д н и к — Луперкалии (лат. Lupercalia) устраивались с целью охранить стада и умилостивить Фавна — бога полей, лесов, пастбищ и животных. Это был настоящий карнавал пастухов. Обвязанные козлиными шкурами, пастухи нападали на всех встречных и стегали их.
Некоторые из пастухов, издавая задорные крики, подбежали к путникам и попытались отстегать их ремнями, но гладиаторы, выставив перед собой дротики, отогнали озорников.
— Не тревожьте покой нашей госпожи, люди! — громко обратился к ряженым всадник в плаще. — Мы знаем, что у вас сегодня добрый день, да будут боги всегда милостивы к вам. Но мы пребываем в трауре. Ступайте своей дорогой. Нам не до праздника.
— Кого везёте? — выставив обмазанный маслом живот, шагнул вперёд один из пастухов, от него разило вином. Из его волос торчали зелёные листья. Козлиная шкура сползла с его спины на плечо, и он поправил пальцем врезавшиеся ему в шею ремешки. Пучок свежей листвы, заткнутый за опоясывавшую бёдра верёвку, слегка прикрывал гениталии пастуха. — Кто умер?
— Энотея, прекраснейшая из женщин. Но всемогущая Венера наполнила её своей чудесной силой, поэтому тело Энотеи не подвергается тлению, — человек в плаще уверенно произносил слова, которые привык проговаривать ежедневно на каждой остановке, едва вокруг собиралась толпа зевак.
Пастухи постепенно угомонились, волчьи завывания смолкли.
— Взгляните, если хотите, — предложил всадник.
В эту минуту на дороге появилась лёгкая крытая повозка, украшенная чеканным серебром. Четыре белые лошади мчали её по направлению к Риму, четыре всадника сопровождали её. Проезжая мимо, повозка притормозила.
— Феликс Север! — послышался женский голос, и шёлковая занавеска, расшитая золотой нитью по кремовому фону, откинулась.
Человек в плаще подъехал к остановившемуся экипажу и воскликнул:
— Антония! Рад видеть тебя!
— Здравствуй, Феликс, — Антония выглянула из окошка и протянула руку в браслетах, на её пальцах лучисто играли драгоценные камни. — Как же давно мы не виделись!
— Я долго был в Сирии, — он почтительно склонился в седле. — В прошлом году я вернулся в Италию, но в Рим ещё не приезжал. Я слышал, что твой муж так и не возвратился из Британии.