Волки Одина
Шрифт:
Второго шанса Черноухому Санёк не дал. Перевернулся и, толкнувшись двумя ногами, прыгнул на врага, правой сбивая ствол, а левой (второй нож – уже в ней) ударил режущим снизу вверх. Целил в горло, но Черноухий увернулся, и клинок вспорол ему щеку. До самых зубов, аж скрежетнуло. Обратное движение ножа вышло лучше – сбоку по шее. Черноухий судорожно жал на спусковой крючок, оружие билось у него в руке, раскаленный ствол ожег Саньку щеку… Но это было всё.
Санёк выпустил обмякшее тело и плюхнулся на задницу. Казалось, он выложился весь и теперь даже встать не сможет. Но смог. Перерезал веревку на щиколотках, поднялся на ватных ногах, огляделся. И сразу увидел свое оружие. Черноухий аккуратно сложил его слева от люка. И нож второй отыскал.
– Любка! – крикнул Санёк вниз. – Как ты там?
Ноль реакции.
– Любка, не стреляй, это я! – Санёк сунул ПМ в кобуру, ухватил «калаш» и кое-как сполз по лестнице на чердак.
Это была нелучшая идея. Чердак мог быть занят Черноухими, но Санёк как-то об этом не подумал.
Повезло. Любка сумела удержать позицию. Вот только…
– Любка, ты что? Что с тобой?
Никакой реакции. Лежит безвольная, как тряпичная кукла. Но – живая. Жилка бьется. Ранена? Блин! Не видно ни хрена, а фонарик включать нельзя. Увидят, и мало ли…
О, ноктовизор!
Санёк глянул через прицел и сразу обнаружил рану. Вернее, сначала он увидел жгут, перетянувший бедро, а простреленную ногу – уже потом. Кровь сочилась, но умеренно. Всё же молодец, девушка! Сумела жгут наложить, иначе – всё.
Санёк достал у нее из разгрузки медпакет. Перевязал потуже прямо поверх штанов, не забывая прислушиваться. Больше его так по-глупому не вырубят. Остатком бинта замотал собственное запястье.
Прислушиваться было легко: стрельба прекратилась. Внизу, в зале – никакого шевеления.
Вот только сил совсем не осталось…
«Ну я мудель!» – обозвал он себя. Как его только в политех приняли? Есть же стимулятор!
После укола стало существенно легче. Даже тупая боль в голове успокоилась.
Взбодренный, Санёк поднялся на крышу. С предельной осторожностью изучил двор. Сначала – через «ночник», потом через тепловизор. Мертвых во дворе было много. Часть уже подостыла, а вот живых не наблюдалось. На крышах – тоже. Санёк рискнул встать во весь рост… И никто не выстрелил.
Что ж, пора спускаться.
Любку пока лучше не трогать, решил он. На чердаке, в углу, ее и заметишь не сразу.
Так, а как спуститься вниз, интересно? Лестнице настал кирдык уже после взрыва первой гранаты, и это отчетливо видно в ноктовизор. Вообще же в зале – настоящая бойня. Не хотелось представлять, каково это выглядит при свете дня. Вчерашних впечатлений – за глаза и за уши. Так, не отвлекаться. Спуск… Можно просто спрыгнуть. Метра три с половиной. В хорошей форме и налегке – вообще не проблема, но нынче и с оружием?.. Веревка! У Черноухого должна быть веревка…
«Что-то я туплю, – думал Санёк, привязывая трофей к балке. – Видать, неслабо мне Черноухий по мозгам приложил».
В голове было легко и пусто. Как после похмелья.
Спустился.
Не успел встать на ноги, как раздался выстрел. Пуля взвизгнула в сантиметре от щеки. Санёк моментально рухнул на чьи-то останки, глянул через тепловизор…
Ствол револьвера, из которого был сделан выстрел, светился белым. Но сам револьвер лежал уже отдельно от хозяина. Выпал из ослабшей руки. Скис Черноухий недобиток.
«А ведь он реально мог меня убить», – подумал Санёк.
Но мысль не взволновала. Не убил же.
Прежде чем выйти, Санёк осторожно выглянул наружу. Услышал, как кто-то стонет. Казалось, совсем тихо. В ушах по-прежнему вата, но хоть в голове прояснилось после стимулятора. Санёк изучил пространство между бараками через ноктовизор. Трупы, везде трупы. А вот кто-то корчится, пытаясь подняться. Свой или чужой?
Санёк принял решение: если выходить, то сейчас. Взойдет луна, и он окажется как на ладони у тех, кто может прятаться в тени, в укрытиях, в бараках… Тепловизор мало помогал. Вокруг рябило от горячего железа. У ворот что-то горело, даже тела мертвых еще не успели остыть.
Санёк подошел к одному из паровозов. К тому, из которого, как он видел, выскользнул человек. Сейчас боковая дверь была заперта, значит, внутри кто-то есть.
Санёк постучал в дверь прикладом автомата.
Тишина.
Тогда он вскарабкался на гусеницу, подобрался к водительской амбразуре:
– Эй, там! – позвал он. – Это я, Санёк… – подумал и добавил: – Химера. Я сейчас покажусь, не стреляйте.
И заглянул в щель.
– Сашка! – раздался изнутри знакомый голос Бабочки. – Живой! Что снаружи?
– Тихо.
– Точно? – Это уже Голова.
– Сам посмотри, – предложил Санёк.
– А Шахид где?
– Хороший вопрос. Я должен знать?
– Он вышел минут двадцать назад.
Ага. Значит, это был Шахид. Санёк почему-то так и думал.
Открылась боковая дверь. Голова выбрался наружу первым. За ним – Кирилл.
– А Любка где? – спросил он.
– Ранена. Там, – он показал на здание клуба. – На чердаке.
– Серьезно? – Это уже Ёрш. – И ты ее бросил?!
– А вы нас – разве нет? – парировал Санёк.
– Закрыть базар! – рыкнул Голова. – Черноухие что, ушли?
– Я так не думаю, – ответил Санёк.
– То есть? А почему тогда тихо?
– Я думаю, мы их – того, – сказал Санёк. – Минусовали.
– Всех? – недоверчиво произнес Голова.
– Можешь проверить.
Санёк злился. Пока он рисковал жизнью и бился с чужими, эти отсиживались внутри паровоза и теперь еще и недовольны чем-то. И это называется: свой трапп.
– Кир, глянь, что во втором паровозе, – распорядился Голова. Спрыгнул, угодил на труп Черноухого, выругался вполголоса.