«Волкодав» из будущего
Шрифт:
Около шестнадцати часов на крыльце послышались шаги, повернулся ключ в замке. Я уселся за стол, положив на колени автомат. Если их несколько человек, стреляю сразу, а там – как бог даст.
Распахнулась дверь, вошел офицер в немецкой форме и нашивкой РОА на рукаве. Внимательно поглядел на меня, снял шинель, повесил ее на вешалку в прихожей, туда же определил офицерский ремень с кобурой, явно показывая, что безоружен.
Он не спеша прошел в комнату и уселся на стул.
– Я – начальник штаба полка РОА Дементьев Василий Иванович.
– Я – представитель командования Красной Армии, а конкретно –
Власовец улыбнулся, поняв, что это не настоящее мое имя. Помолчал, выжидающе глядя на меня.
– Я бы хотел… э-э … удостовериться в ваших полномочиях.
– Это можно.
Я поднял с колен автомат и увидел, как в глазах Дементьева метнулся страх. Положив автомат на стол, я отсоединил магазин и выщелкнул из него верхний патрон. Взявшись за пулю, покачал в гильзе и вытащил ее. Внутри, туго скрученная в трубочку, лежала бумага. Постучав гильзой по столу, я вытряхнул бумагу и протянул ее власовцу. Тот осторожно ее развернул, внимательно прочел, повертел в руках.
– Ну что же, все честь по чести – даже печать есть, – кивнул он.
– Можно документ вернуть? – протянул я руку.
– Да-да.
Я взял бумагу, чиркнул зажигалкой и поджег. Когда она сгорела в пепельнице, растер пепел пальцами.
– Извините, предосторожность излишней не бывает, – сказал я.
– В нашем деле – да. Так о чем будет наша беседа?
– О сдаче в плен всего полка – вместе с вооружением.
– Эка вы хватили! Всего полка… В полку разные люди собрались. Есть опасные уголовники, которых немцы выпустили из тюрем на оккупированной территории еще в первые два года войны. Этим бы только пузо набить, другого ничего не надо. Служить будут кому угодно: немцам, большевикам – самому черту, лишь бы в тепле и сытости. Есть – из военнопленных, кто к Власову подался от отчаяния и голодухи. Эти терзаются невольной изменой. На них положиться можно. А есть и отпетые мерзавцы, которым Советская власть – как кость поперек горла. Такие в карательных акциях участвуют с удовольствием. Причем, когда можно просто расстрелять, сначала поглумятся над жертвой, чтобы себя потешить, власть свою явить. Такие никогда на сторону большевиков не перейдут, потому что знают – снисхождения им не видать, их руки по локоть в крови. Вот и думайте, перейдет полк целиком или нет. В лучшем случае – половина.
– М-да, разношерстный у вас состав.
– Еще одно обстоятельство есть: после Варшавского восстания немцы не очень доверяют нашей армии.
– Мы в курсе.
– Потому на Восточный фронт могут не послать – побоятся, что к Советам перейдем. Направят на запад – против американов воевать, попробуй тогда сдайся.
– Рассмотрим вариант, когда вас отправляют на восток.
– Я и другие офицеры в первую очередь хотим знать, что будет с нами в случае сдачи полка в плен советскому командованию. Слухи о СМЕРШе разные ходят.
– Командование мое уполномочило меня передать вам следующее: кто не замешан в зверствах на оккупированной территории, пройдет фильтрацию. За это время с каждым персонально разберемся, как в плен попал: добровольно сдался или вынужденно – по ранению, или в окружении оказался. Расстреливать никого не будут – это мне твердо обещали, но некоторым в лагерях
– Жестковато, – нахмурился Дементьев.
– А вы хотели, чтобы вас хлебом-солью встретили? Когда наш народ терпел лишения, отказывая себе во всем, снабжая фронт самым необходимым, когда бойцы на передовой с одной винтовкой против немецких танков оборону держали – где вы были? Немцам помогали? Родина готова простить вам измену, но встречать вас как героев – это уж слишком. Сами видите – войне скоро конец. Немцев добьем – куда вы тогда денетесь?
– У нас есть другой вариант: сдаться на Западном фронте союзникам – тем же англичанам.
– На встрече Сталина, Черчилля и Рузвельта решено всех, проживавших на оккупированных территориях и служивших в немецких войсках, после победы выдать в Союз.
– О как! Это новость – я не знал.
– Ну, теперь знаете.
– Новость серьезная – нам надо подумать. А если мы решимся ответить согласием на ваше предложение, как там, – он показал головой на восток, – узнают об этом?
– Вы сами, по своей полковой радиостанции, свяжетесь с Москвой. Частоту, позывные и пароль я дам.
Дементьев откланялся. Я перевел дух.
Дементьев явно будет теперь обсуждать новости с офицерами полка из числа надежных. Сведения о сделке Сталина, Черчилля и Рузвельта были достоверными, а для власовцев стали неприятной неожиданностью. Когда теперь Дементьев придет снова, и придет ли он вообще? Они, власовцы, сами выбрали свой путь – еще в 41-м или 42-м году, и теперь им снова предстоит сделать решающий выбор. А мне надо набраться терпения и ждать. Самое неприятное – ждать, когда от тебя ничего не зависит.
Моя деятельная натура не терпела такого пассивного состояния. В город, что ли, пойти, приглядеться – какая обстановка в немецком тылу? Рискованно. Можно встретиться с власовцами. Наверняка они в полку друг друга в лицо знают. И еще: Гливице был то польским городом, то немецким. И население было разношерстным – немцев с поляками поровну. И те и другие одинаково не любили русских. Тем более – предателей, коими, по сути, власовцы и являлись.
Наверное, придется сидеть в доме Эльжбеты.
Я прошел на кухню, сверкавшую чистотой, нашел банку с кофе. Давно я кофе не пробовал, уже и вкус успел забыть. Вскипятил чайник, заварил, попробовал и чуть не выплюнул. Кофе-то – ячменный суррогат!
От нечего делать улегся на кровать поверх одеяла. Прикидывая возможные варианты ответов власовцев и мои действия, незаметно уснул.
Проснулся от ласковых поглаживаний по лицу. Не открывая глаз, определил по запаху – Эльжбета. Разлепил глаза, улыбнулся.
– Как есть русский медведь! Даже не слышал, как я вошла! А вдруг бы немцы?
Вообще-то она была права.
– Проголодался?
– Конечно – как медведь после спячки.
– Сейчас я что-нибудь приготовлю. Я купила мяса, придется подождать.
Собственно, я утром слегка позавтракал с Эльжбетой, потом – чашка эрзац-кофе. Что это для мужика? Слону дробина!
Когда с кухни стали доноситься непередаваемые мясные ароматы, я не выдержал.
– Эля, я исхожу слюной – так есть хочется!
– Как ты меня назвал?
– Эля – это я сокращенно.
Глаза ее на мгновение затуманились.