«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков
Шрифт:
— Эй, у тебя есть перевязочный пакет? — дергает его фельдфебель. — Надо перевязать раненого.
— Да пристрелить его, чтоб не мучался, все равно не жилец, — говорит Асланбек, но, натолкнувшись на обжигающий взгляд Гюнтера, машет рукой: — А, делай что хочешь!
Втроем кладем потерявшего сознание немецкого солдата на брезентовую плащ-палатку и несем в грузовик.
— А эти фрицы тоже с вами? — ошалело спрашивает у Петрова Саид.
— Ну, если ты с фашистами, то почему бы им не быть с нами?! — логично отвечает ему майор.
По прибытии в крепость командир отдает приказ хирургу срочно прооперировать раненого немца, но, несмотря на все старания, тот умирает. Хороним его у стен крепости, под ивой; после похорон рыдаю от горечи и опустошения. Господи, оба погибших немца были совсем молодыми парнями, ненамного старше меня. Одного из них я хорошо знал, он недавно женился. Как же так, мы ведь сделали все возможное, чтобы избежать ненужных жертв! Diese verfluchte Granate! (Эта проклятая граната!)
Рассказывает старшина Нестеренко:
— По-моему, «наши» фрицы переругались с Кетлером. Сначала они относились к нему очень дружелюбно, но после смерти раненого отношения резко ухудшились. Правда, и сам унтер-офицер менялся на глазах. Из тихого, покорного, буквально дрожащего в первые часы плена, он за пару дней превратился в нагловатого и высокомерного нацистского вояку.
Почувствовал, что нужен Лагодинскому, и стал буквально торговаться с ним за каждое слово. А после похорон немецкого диверсанта я стал свидетелем ссоры унтера с Паулем и Гюнтером. Гавкались о чем-то на своем языке, Гюнтер даже замахнулся на нациста, но потом ограничился длинной гневной тирадой. Спрашиваю у Пауля, чем его так задели слова Кетлера, но мой друг молчит.
Рассказывает старшина Нестеренко:
— Лагодинский был очень недоволен, что майор Петров посылал Пауля на задание. «Неужели вы не понимаете, что нельзя было рисковать жизнью радиста?» Они с майором усиленно допрашивают новых пленников. А в абвер летит шифрограмма: «Разведгруппа была окружена НКВД, героически оборонялась, но была почти полностью ликвидирована. Спастись удалось только командиру Саиду, Кетлеру и двоим кавказцам. Смогли воссоединиться с группой оберштурмфюрера. Первый просит ваших дальнейших указаний».
В душе руководства абвера, видимо, продолжают шевелиться червячки подозрений. Но формально группу лже-Шмеккера обвинить в чем-то сложно — они ведь даже не знали о прилете новой группы. Тем не менее Центр дает группе Шмеккера вопрос на засыпку: «Срочно сообщите свой первый пароль, с которого начали свою работу в Чечне». Пауль его прекрасно помнит и радирует «sagen sie nur die Wahrheit (По иронии судьбы, это фраза «Говорите только правду!»). И еще первые буквы имен всего первого состава группы, по старшинству, начиная с оберштурмфюрера. Последние четыре из них HWCA (Гюнтер, Вольфганг, Крис и Алекс). Такой ответ вполне удовлетворяет абвер, и командование отстукивает приказ: «Людям Саида пока присоединиться к вашей группе, и вы помогаете им выполнять их задание. Но командиром объединенной группы остается Шмеккер».
«Вот это да, — забавляются фрицы. — Неужели полковник вермахта будет подчиняться оберштурмфюреру, чье звание не выше общевойскового капитана?!» Исполнитель роли Шмеккера майор Петров ехидно ухмыляется, а Саид сидит как оплеванный.
Рассказывает рядовой Гроне:
— Лагодинский велел мне и моим камерадам ежедневно навещать захваченного летчика. Полковник надеется, что разговоры с нами благотворно повлияют на Курта.
— Guten morgen, Kurt! — я захожу в комнату и сажусь рядом с ним. Летчик еще немного слаб после ранения, но довольно быстро идет на поправку. Молодой здоровый организм девятнадцатилетнего парня берет свое.
Приветствую его дружеским рукопожатием и с каждым днем ощущаю, как наливаются силой его руки.
— Что у нас сегодня на завтрак? Я голоден как волк, — улыбается он, блеснув крупными крепкими зубами. — Готов съесть целого мамонта!
— Мамонта не обещаю, есть хлеб, молоко и пшенная каша.
— Опять пше-енка! — хором, смеясь, тянем мы. Немцы терпеть не могут эту желтую разваристую массу, но русская повариха упорно готовит ее буквально через день. А вот хлеб у них в крепости пекут вкусный и молоко от своей коровы.
Приказ Лагодинского, конечно, закон для нас, но я и сам с удовольствием захожу к новому пленнику. Мы ровесники, с ним очень интересно поговорить на разные темы, и мы с ним как-то сразу подружились. Курт очень любит расспрашивать меня о Кавказе. Сам он из села в Центральной Германии, на Восточном фронте был всего несколько дней, и поэтому представления о России у него самые поверхностные. Мне же очень приятно похвастаться своими знаниями. Неважно, что многое я сам только недавно узнал от Петрова, о терских казаках любил поговорить Ростоцкий, что-то порассказал о колоритных местных обычаях Димпер.
«Кристиан говорит, что чеченский и ингушский языки похожи друг на друга даже больше, чем русский и украинский, поэтому объединяющее самоназвание этих двух народов вайнахи, а собственное название чеченцев нохчи, — поясняю я в ответ на вопрос Курта: — Точно так же, как русские называют нас немцами, но мы ведь Deutsch. Чеченцы очень любят говорить, что их не смогли покорить даже орды Батыя.
В Гражданскую войну казаки воевали на стороне белых, а чеченцы первое время сражались на стороне красных. Была даже так называемая «Чеченская Красная армия», которой командовал Асланбек — старший брат нашего главаря мятежников Шерипова. Вайнахов прельстили обещания чрезвычайного комиссара Юга России Серго Орджоникидзе отдать им земли «слуг самодержавия» — Терского казачества. После своей победы большевики насильственно выселили с родных станиц 70 тысяч терских казаков. Они стали первым кавказским народом, подвергнутым депортации. Казачьи земли действительно отдали вайнахам, образовали Горскую республику.
Но особой благодарности Москва от них не дождалась. Наоборот, чеченцы презрительно расценили такую уступку как слабость и потребовали поголовного выселения русских из Горской республики. Естественно, Сталин ответил на это отказом, и тогда один за одним в Чечне начали вспыхивать вооруженные мятежи. Руководили восстаниями местные религиозные авторитеты — шейхи и муллы. В сентябре 1920 года Нажмутдин Гоцинский и внук имама Шамиля Саид-бей подняли восстание в Горной Чечне и Северном Дагестане. Численность повстанцев достигала около трех тысяч пеших и шестисот конных. Малочисленные отряды Красной Армии были разбиты, а мирное русское население жестоко вырезано. Кстати, Англия и Турция занимались в то время тем же, чем абвер сейчас, — то есть присылали своих военных инструкторов для руководства мятежниками.