«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков
Шрифт:
Темной, безлунной ночью крадущиеся черные тени окружили низенькую, стоящую на отшибе саклю; лохматый цепной пес попытался было зарычать на незваных гостей, но крепкая рука сдавила шею животному, и по горлу полоснул острый охотничий нож. Собака тихо взвизгнула и забилась в предсмертный конвульсиях; чекист небрежно отпихнул ее в сторону и вытер окровавленное лезвие о густую белую шерсть. Четыре пары кирзовых сапог перешагнули через еще дергающееся тело верного стража ворот и крадучись пересекли двор. В это же время четыре черных силуэта, прячась в тени дувала, мелкими перебежками достигли противоположной стены дома и затаились под окном, взяв оружие на изготовку.
Возглавляющий операцию махнул рукой — сигнал к атаке! Хлипкая деревянная дверь упала, выбитая мощным ударом кованого сапога, по комнате наугад полоснула автоматная очередь, следом окрик: «Всем лежать, иначе стреляю без предупреждения!»
Несмотря на предупреждение, один из спавших в комнате горцев вскочил со своего ложа и с яростным воплем ринулся на вошедшего; тускло блеснул занесенный для удара кинжал. Но чекистская пуля оказалась быстрее: пороховые газы ударили буквально в лицо нападавшему, пуля вошла почти в упор, сокрушая на своем пути лобную и затылочную кости. Отброшенный энергией выстрела горец завалился назад, сшибая при падении низенький столик со стоящими на нем медными кувшинами и подносами. В звоне посуды и треске выстрела никто не услышал щелчка взведенного Эльмурзаевым револьвера — бывший начальник райотдела НКВД хладнокровно выстрелил в одного из своих бывших подчиненных. Парень схватился за простреленное плечо, выронил свое оружие и отчаянно заругался — но его тело вместе с телом только что убитого им абрека перегородили дорогу атакующим чекистам; в дверях создалась мимолетная сутолока. Воспользовавшись этим, Эльмурзаев локтем вышиб окно и, обдирая бока об острые осколки стекла, протиснулся через узкую раму. Босые ноги словно обожгло о леденящий иней на прихваченной первым заморозком траве двора, но сейчас думать об этом было некогда. Пригнувшись, горец ринулся в сторону конюшни, где стоял верный конь, но навстречу ему из-за кукурузной сапетки поднялся молодой красноармеец в сдвинутой на левое ухо буденовке. Он попытался было преградить дорогу беглецу, но вторая пуля из эльмурзаевского револьвера ударила юношу в грудь; пуля из его собственной винтовки, запоздавшая лишь на долю мгновения, но уже бесполезная, ушла вверх из задравшегося в небо ствола винтовки; два выстрела и предсмертный крик слились в один звук и многократным эхом отразились в окрестных горах.
Горец вскочил на неоседланного коня и изо всех сил ударил его пятками по крутым бокам; хорошо обученный чистокровный жеребец, повинуясь хозяйской руке, привычно взял барьер: конь и всадник птицей взлетели над невысоким глинобитным забором, но… сразу несколько пуль понеслись в сторону столь хорошо видимой на фоне полной луны мишени. Две или даже три из них достигли цели, впившись в круп и брюхо; ноги коня подломились, и он грузно рухнул наземь, грозя придавить своим весом всадника. В последнее мгновение Эльмурзаев изловчился-таки соскочить с его спины и откатиться в сторону, затем он пружинисто вскочил на ноги и бросился к оставленным чекистами лошадям.
Кони заржали и отшатнулись от чужого человека, но сильные руки цепко схватили под уздцы молодую каурую кобылку; гибкое тело взвилось в седло, едва коснувшись стремени пальцами босой ноги. Кобылка сначала аж присела на задние ноги под весом незнакомого седока, но удар ногайки ожег ее бок, и она послушно взяла с места в карьер.
Ах, уходит, уходит, подлец! — чекисты выбегали со двора, беспорядочно стреляя на ходу и пытаясь поймать разбегающихся лошадей. Вот нескольким из них уже удалось оседлать своих скакунов; с гиканьем они кинулись в погоню по уходящей вверх по склону узкой дороге.
Низко пригнувшись к шее своего коня, Эльмурзаев мчался по серпантину горной дороги, вслед ему несся треск пистолетных выстрелов, пули тоненько взвизгивали над самым ухом. Он и сам пытался отстреливаться, выворачиваясь в седле, — вот от одного из его выстрелов конь преследователя словно споткнулся и упал на передние ноги, всадник кубарем покатился через его голову; скачущие сзади пару лошадей не успели притормозить и тоже завалились в общую куча-мала!
Эльмурзаев торжествующе захохотал и победно привстал в стременах, но в это мгновение чужая пуля перебила подпругу на его седле и оцарапала брюхо его коня. От боли перепуганное животное взвилось на дыбы, всадник не удержался и вместе со съехавшим назад седлом оказался почти под копытами собственного коня. Он чудом увернулся от мелькнувшей в сантиметре от лица подковы, но его нога прочно запуталась в стремени; испуганный конь понес… Комья грязи летели в лицо горца, его тело моталось, словно мешок, а голову било о придорожные камни. Некоторое время он пытался защитить голову поднятыми руками, но удар об очередной валун лишил его сознания…
Когда чекисты наконец поймали ошалевшую кобылу, тело Эльмурзаева уже превратилось в сплошной кусок ободранной плоти, с которого клочьями свисала окровавленная и вымазанная в грязи одежда; большинство костей были раздроблены, и уже даже родная мать не смогла бы опознать в этих останках своего сына.
Лошадь стояла, тяжело поводя боками и роняя с губ клочья желтоватой пены, матерящийся чекист высвободил ногу Эльмурзаева из стремени, замотал мертвеца в обрывок брезента и перекинул через седло своего коня. Конь покосился на страшную ношу и всхрапнул, высоко вскинув шею и шарахнувшись в сторону. Но чекист грубо дернул его за повод, почти разрывая губы железом удил, и животное покорилось.
Труп бывшего начальника был доставлен в его бывший райотдел НКВД, а затем без лишней огласки предан земле.
Жаль, конечно, но тонкая ниточка, потянув за которую полковник рассчитывал разом обезглавить повстанческое движение в Чечне, ни к чему не привела. Надо было срочно придумывать что-то другое. Мы чувствовали, что у Лагодинского постепенно зреет какой-то оригинальный план.
Рассказывает рядовой Гроне:
— Вот здорово! Русские наконец-то разрешили нашей компании воссоединиться. Селимся вместе в просторном помещении на втором этаже, решеток на окнах уже нет. В комнате стоят шесть кроватей под грубыми солдатскими одеялами. Вместе с нами для присмотра будут жить Серега и Петров. Впрочем, они общаются с нами не как конвоиры, а по-дружески.
Рассказывает старшина Нестеренко:
— Все «русские» члены будущего отряда стараются побольше общаться со своими (надеемся) «немецкими» коллегами.
Вот мы с Асланбеком подсели к греющемуся на осеннем солнышке Димперу.
— Что-то у тебя слишком много имен. Крис, он же Костя, он же рядовой Димпер, он же Шаламов! У настоящего джигита должно быть только одно имя, и носить он его должен с честью! Так как же тебя по-настоящему зовут?
— Шаламов это фамилия по матери, а Димпер по отцу. Когда получал паспорт, взял мамину, так как с русской фамилией легче было в техникум поступить.
— То есть в Красную Армию ты пошел как Шаламов?
— Так меня же не успели призвать в Красную Армию. В июне 1941-го мне было только 16 лет, я поехал на лето к брату на Украину. Хельмут служил лейтенантом в пехотном полку в маленьком городке. Мы попали в окружение, еле вырвались, неделю наша рота скрывалась в лесах, двигаясь к уходящей на восток линии фронта. Потом мы с братом пошли в разведку, напоролись на крупную группу фашистов, завязалась перестрелка. У нас кончились патроны, тяжелораненый брат и я были захвачены в плен солдатами вермахта. Офицер сразу обратил внимание на наши нерусские имена и знание немецкого языка.
— И вы оба мгновенно перекрасились из Шаламовых в Димперов и заявили, что с радостью пойдете воевать на стороне фашистов!
— Зачем перекрашиваться? Хельмут всегда носил отцовскую фамилию и не скрывал, что он наполовину немец.
— Тем более! И какое же звание он получил у фашистов? Небось сразу штурмбаннфюрер?
— Нет, брат наотрез отказался сотрудничать с гитлеровцами и напомнил, что Бисмарк не советовал им воевать с Россией.
— Но ведь потом все-таки согласился. Где он сейчас?