«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков
Шрифт:
Как жаль, что она не может проводить со мной больше времени. Три раза в день с нетерпением жду ее легких шагов в коридоре и радуюсь как мальчишка!
Все чаще Наташа сама пытается заговорить со мной. Вот и сейчас, принесла мне еду и села напротив, устремив на меня свои карие глаза-вишенки, вздохнула и вдруг задала бесподобно-наивный вопрос: «Пауль, вот я смотрю, ты хороший парень. Зачем же ты против нас воевать пошел?»
Я чуть не подавился.
— Ну, знаешь, у нас ведь в армию призывают, даже если не хочешь, — отвечаю, осторожно подбирая слова. Не буду же я ей рассказывать, что на самом деле пошел на фронт добровольцем. Собственно, на это было два резона: первое — я свято верил, что Советский Союз сам собирался напасть
Впрочем, в том, чтобы пойти на фронт добровольно, а не дожидаться призыва, был еще один резон: доброволец мог выбирать, в каких войсках служить. Я выбрал десантную часть Fallschirmj"ager, меня восхищала их бесшабашная смелость и сила! Это было воплощением мечты отчаянного немецкого мальчишки стать крутым солдатом…
— Но ведь ты мог отказаться идти на фронт.
— Меня бы расстреляли и всю семью тоже, — отнекиваюсь я. — Давай лучше поговорим о чем-нибудь повеселее. Хочешь, я расскажу тебе, какой у нас в Берлине отличный зоопарк?
— Хочу, — загораются ее глаза. — Ты так интересно рассказываешь.
Какая она все-таки еще наивная девчонка! Ей всего шестнадцать, а на вид и того не дашь. Искренне верит всей моей трепотне. Даже тому, что я с отцом охотился на акул. Где? На Балтийском море под Гамбургом! Скажете, брехня? Конечно! Но зато как она слушала, развесив уши, о моих подвигах! Вот есть у меня грех — люблю подшутить над людьми!
Еще Наташе очень нравится, как я рисую. Притащила мне бумагу и карандаш, я нарисовал ее портрет, девчушка была в абсолютном восторге!
Я много рассказывал ей о своей семье, о детских годах и школе, показывал фотографии. Вот только одну фотку мне стоило бы убрать, Наташа как увидела ее, аж отшатнулась от меня: «Так вот ты какой был!»
А собственно, что уж такого было на этой фотке?! Лично самому мне она очень нравилась, это была даже не фотка, а вырезка из нашей местной газеты. Я ясно помнил этот солнечный весенний день 20 апреля 1939 года, когда я и два моих школьных товарища гордо шагали на параде со знаменем в руках. Нас выбрали из остальных членов гитлерюгенда из-за хорошей военной выправки и строевой подготовки, нам оказали большую честь, и мы были безумно горды этим. Мы видели, что глаза всех девчонок из «Юнгмедль» с восхищением смотрят на трех высоких, загорелых, стройных юношей, мы просто купались в их восторженных взглядах. Мы знали, что нам очень идет форма: коричневая пилотка, дерзко сдвинутая на ухо, коричневая рубашка с черным треугольным галстуком, кожаная портупея с заветным кортиком на поясе и короткие коричневые шорты, обнажающие длинные мускулистые ноги в белых гольфах до колен и кожаных ботинках. Мы чеканили шаг под торжественную дробь барабанов, мое лицо на фотографии прямо-таки сияло от счастья, я шел во главе колонны вместе со своими товарищами, мои руки крепко сжимали древко знамени, а над нашими головами реял алый стяг с черной свастикой в белом круге.
«Wir werden weiter marschieren, wenn alles in Scherben f"allt, denn heute geh"ort uns Deutschland und morgen die ganze Welt» — «Мы маршируем. Никто не остановит нас. Старый гнилой мир трещит по швам. Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра весь мир», — звучало в ушах, и сердце билось
— Как тебе могли нравиться такие вещи! — Наташа с отвращением тычет в злополучную фотографию. — Ты же говоришь, что не был фашистом! А вот еще: тут вас целая команда в этой отвратительной коричневой форме, сидите у костра и явно горланите какую-то нацистскую песню, типа «Хорста Веселя».
— Ты ошибаешься Наташа, именно в тот момент мы пели:
Ja, aufw"arts der Sonne entgegen, mit uns zieht die neue Zeit. Wenn alle verzagen, die F"auste geballt, wir sind ja zum Letzten bereit!Эта песня звучала в фильме «Триумф воли» с участием нашей знаменитой киноактрисы красотки Лени Рифеншталь. Я со своими камерадами из Юнг-фолька бегал на этот фильм целых пять раз! И нам так хотелось быть похожими на этих бравых солдат с киноэкрана!
Und h"oher und h"oher und h"oher wir steigen trotz Hass und Verbot…Удивлению русской девочки не было границ, она уловила и подхватила знакомую мелодию:
— «Все выше, выше и выше стремим мы полет наших птиц!» Но это же наша песня! «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор!» Это мы ее пели у пионерских костров!
— А мы ее пели во время походов в летнем лагере в гитлерюгенде.
Это было незабываемое чувство: пляшущие языки огня, тесный круг товарищей, плечом к плечу, и песня, взлетающая к звездам ночного неба!
— А чем вы еще занимались в этих лагерях?! — с вызовом спросила Наташа. Неприятие моего «нацистского прошлого» тем не менее смешивалось у нее с обостренным интересом к тем годам, ей по-настоящему хотелось понять меня.
— Ну, огромное внимание уделялось физической подготовке: мы много бегали, прыгали, кидали гранаты, учились ориентироваться по компасу. В этом я был всегда одним из первых! Но больше всего мне нравилось играть в военные игры, пробираться, как разведчик, по «вражеской территории» и стрелять из малокалиберной винтовки.
— То есть вас готовили к захватнической войне! — обличающе говорит русская комсомолка.
— Ты права, — отвечаю я ей. — Но тогда для нас не это было главным. Главным была возможность ходить в походы, видеть новые места, быть частью дружного коллектива.
Наташа недоверчиво усмехнулась.
— В твоих воспоминаниях все выглядит так радужно, неужели все действительно вызывает только такие приятные воспоминания?!
Я улыбнулся и пожал плечами.
— Ну, почему же только приятные?! Была изматывающая муштра, всюду ходили только строем, да еще эти нудные политические лекции цугфюрера Хешке на обязательных «домашних вечерах».
— Домашние вечера? А это что такое?
— О, это означало, что каждую среду вечером все члены «камерадшафт» дружины Юнгфолька должны были собираться для изучения германских героических сказаний и легенд. Позже нам стали рассказывать о Фридрихе Великом и Бисмарке. Знаешь, я очень люблю историю, но то, как нам преподносил ее цугфюрер Хешке, вызывало отвращение!
Однако пропуски подобных мероприятий грозили крупными неприятностями. Мой дед, учитель истории, рассказывал мне все гораздо интереснее, но совсем по-другому. Однажды попробовал я поспорить с цугфюрером насчет личности Бисмарка. Ох, и влетело мне за это! Дискуссии были строго запрещены, занятие должно было идти строго по плану, утвержденному высшим руководством гитлерюгенда. Никакой критики не допускалось, все было организовано, как в армии: все строго по команде и строго по приказу! Мы должны были расти поколением, марширующим строем и в ногу, а я по своей глупой наивности попытался высунуться из строя и идти не в ногу. За что и получил по башке.