«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков
Шрифт:
— Узнаешь меня? — незнакомец еще сильнее приблизил горящий фитиль к своему лицу, и Джохар начал понимать, кто перед ним.
— Хотел встретиться со мной? — издевательским тоном продолжал офицер. — Ну, вот и свиделись! Конечно, не совсем так, как ты хотел…
Джохар видел совсем рядом его серо-стальные глаза, и изогнутые в ухмылке тонкие губы, и золотую коронку на ощерившихся зубах.
Злоба и обида на подлый обман захлестнули горца с головой, бешеная злоба придала ему силы — он рванулся из удерживающих его рук, словно пойманный волк из капкана, и прыгнул вперед. Его пальцы вцепились в горло кровника, словно когти дикого зверя, оба мужчины повалились на пол, увлекая за собой висящий за спиной майора ковер с прикрепленными на нем саблями и кинжалами. Враги барахтались, запутавшись в ковре, один из чекистов лупил прикладом по голове и спине горца, но от ярости тот почти не чувствовал боли; он только рычал и норовил дотянуться зубами до горла врага, где набухала и билась синеватая яремная вена. Петров уже начал багроветь и задыхаться, когда между лопаток Джохара по самую рукоять вошел кинжал Ахмета. Джохар выгнулся назад и хрипло заорал, его руки на шее майора ослабили хватку, и майор почувствовал, как на него горячим, липким потоком хлынула пузырящаяся чужая кровь. Владимир сбросил с себя тело умирающего противника и, пошатываясь, встал; у его ног бился в агонии горец, его стекленеющие глаза с ненавистью глядели на русского, а немеющие губы через кровавую пену пытались послать последние проклятия своему кровнику.
— Сдохни, собака! — в ярости выкрикнул чекист и, выхватив из кобуры револьвер, в упор выстрелил в искаженное злобой лицо абрека. Три выстрела подряд превратили лицо в кровавое месиво; когда пороховые газы рассеялись, горец был уже мертв. Владимир презрительно пнул его узким носком начищенного офицерского сапога, мертвец вяло колыхнулся, словно мешок.
— Лучше было бы взять живым, — буркнул я себе под нос, но обостренный слух майора уловил сказанное, Владимир круто развернулся и ткнул ствол своего еще дымящегося пистолета мне в скулу — ей-богу, у меня было полное впечатление, что, находясь в таком настроении, он способен пристрелить и меня!
— Поговори тут у меня, фашист! — прошипел он мне в самое ухо, и дуло револьвера вдавилось мне в щеку.
— Владимир, соца (уймись)! — Чермоев повис на его руке и осторожно отобрал взведенное оружие. — Конечно, жаль, что этот пес сдох, он мог бы рассказать нам немало интересного. Надеюсь, его дружки тоже кое-что знают.
Он кивнул в сторону двоих лежащих на полу лицом вниз нукеров; сидящие на их спинах чекисты уже сноровисто вязали им руки назад.
Пленников подняли и, толкая в спину, повели к выходу из сакли.
— Вы не дождетесь от меня ни единого слова, шакалы! — проходя мимо Петрова с Чермоевым и глядя им прямо в глаза, четко произнес один из пленников.
— В НКВД и не такие пели соловьями, ты просто не знаешь наших методов! — рявкнул майор и наотмашь ударил его в ухо затянутой в кожаную перчатку ладонью; голова пленника мотнулась, и из уха, из лопнувшей барабанной перепонки потекла тонкая струйка крови. Петров нагнулся, поднял с пола оброненную в драке эсэсовскую фуражку с черепом на околыше, тщательно отряхнул ее и аккуратно надел на голову, подровняв козырек. И меня вновь поразило его жуткое сходство с нашим покойным оберштурмфюрером, бывшим хозяином этой фуражки. В зловещем полумраке комнаты, в сполохах мигающего фитилька свечи мертвый эсэсман Шмеккер и живой майор Петров казались почти близнецами, как будто дух мертвеца продолжал жить в теле живого странной и полной злобной ненависти жизнью.
Рассказывает старшина Нестеренко:
— Но и у нас в отряде не обошлось без потерь. Один из бандитов тяжело ранил Алексея Ростоцкого. Он умер в госпитале, на руках у моей матери. Перед смертью просил похоронить его рядом с дедом, в родовом склепе. Командование разрешило выполнить его просьбу.
Осенью НКВД совместно с воинскими частями провело крупную операцию, в результате которой вооруженное восстание в Веденском и Чеберлоевском районе было подавлено. 7 ноября 1942 года главарь бандитов Майрбек Шерипов был убит. Чуть ранее, в октябре, был застрелен Расул Сахабов. Характерно, что убили его не чекисты, а чеченец Магомадов — его кровный враг. Лидера другой шпионской группы Дзугаева арестовали. Актив повстанческого формирования, созданный главарем банды Сахабовым, в количестве 32 человек был схвачен НКВД, остальных участников принудили сдать оружие и легализоваться.
Рассказывает рядовой Гроне:
— Абвер решил продолжить помощь местным националистам. Ведь несмотря на успешно проведенную русскими операцию, в горах оставалось еще много бандитов: многие из бывших джигитов Шерипова и Сахабова сумели ускользнуть от НКВД и присоединились к бандам Терлоева.
Вечером мы попросили Петрова рассказать нам о Терлоеве.
— А что вам рассказывали о нем в «Бергмане»? — задал встречный вопрос майор.
— Ну, он образован, юрист, писатель. Создал национал-социалистическую партию горцев, их там вроде около пяти тысяч человек со своей программой. Идейный борец с Советской властью, хотя вырос при Советах, ему сейчас около сорока. Послал через линию фронта своего представителя к германскому командованию с просьбой о помощи, — хором перечислили мы.
— Точно! Он из богатой и известной семьи. Дед его был одним из наибов Шамиля, отец — абрек, приемный брат Зелимхана, убит при грабеже Кизлярского Казначейского банка. Родился он в 1903 году в селении Нашхой Галанчожского района Чечни. В семье из шести братьев он был самым младшим.
Хасан до революции посещал арабскую духовную школу, затем Советская власть выучила его на свою голову Учился в Комвузе в Ростове. Бывший комсомолец, даже член ВКПБ. Четко усвоил ленинское «дайте мне организацию революционеров, и я переверну Россию». Вот он и занялся партийным строительством — создал свою организацию «Кавказские братья». Кстати, ваш абверовский офицер Ланге обозвал его программу глупой.
— Нам рассказывали о нем как о талантливом самобытном писателе. Говорили, что в юности он писал стихи и пьесы, опубликовал две книги.
— Ага! Писатель, все пописывал антисоветские статейки в местной «Крестьянской газете», где рассказывал, как советские чиновники притесняют горцев. Фантазии у него было хоть отбавляй! За что и был арестован.
— А знаете, почему его в первый раз отпустили из тюрьмы?! — гордится своей осведомленностью Димпер. — Ведь выяснилось, что многие из этих чиновников действительно были ворами и взяточниками!
— Терлоева и в самом деле четыре раза арестовывали и даже приговаривали к смертной казни, но каждый раз он путем подтасовки фактов и подкупа (сам юрист!) умудрялся выходить на свободу. Публично раскаивался в 1933 г., был восстановлен в партии. Ему разрешили работать корреспондентом грозненской «Крестьянской газеты». Посылают его на учебу в Москву в Коммунистический университет, но он опять связывается там с антисоветским подпольем.
— А правду говорят, что он в Москве создал подпольную террористическую группу, дерзко ограбившую банк и убившую двух сторожей? А из их отрубленных рук и ног выложил две буквы «М», что обозначало «Мусульманские мстители»? — затаив дыхание, спрашиваю я.
— Где это вы читали? В «Фелькишер Беобахтер»? Гляди-ка, прямо как чикагского гангстера Хасана там расписали!
— А еще писали, что он бежал с сибирской каторги, убив охранника и двух собак. Вырезал «филе» и, пока скитался по тайге, питался этим мясом! — округляет от ужаса глаза Димпер.
— Чьим мясом: собак или охранника?! Я смотрю, вы любите страшные сказочки на ночь? Смотрите, чтоб ночью никто не намочил постель со страху, когда ему приснятся кровавые отрубленные руки, — иронизирует Петров.