«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков
Шрифт:
Однако ему удалось произвести нужное впечатление на горцев. Вот только сам Шерипов на него косится. Не хочет делить власть?! А власть немаленькая: Шерипов хвастается, что у него около 15 тысяч повстанцев под ружьем. Может, врет, а может, и нет… Наверняка сам хочет стать во главе правительства Чечни, а тут приперся какой-то Осман из абвера. Правда, обещает прислать гору оружия. Заметно, что Майрбек тип сам себе на уме, только и смотрит, как бы половчее нашего «засланца» вокруг пальца обвести. Шерипов пытается использовать немецкое наступление в своих сепаратистских целях, а германское командование хочет использовать бандитов в своих. И каждый искренне верит, что он всадник, а другой — послушно везущая его лошадка.
С другой стороны, Петров утверждал, что Шерипов не зря несколько раз менял названия для своей организации: «Общество спасения горцев», «Союз освобожденных горцев», «Чечено-ингушский союз горских националистов», пока наконец не счел, что имя «Чечено-горская национал-социалистическая подпольная организация» будет наиболее соответствовать немецким вкусам. В первом полугодии 1942 года он написал программу организации, в которой отразил мировоззрение, цели и задачи организации.
Рассказывает рядовой Гроне:
— Вообще герр Шерипов произвел на нас впечатление очень умного и хитрого человека, хорошего организатора и изворотливого политика. Была у него, как сейчас сказали бы, этакая сильная харизма и умение увлечь за собой людей. И даже родство с братом-революционером Майрбек сумел повернуть так, что сам выглядел не предателем, а продолжателем его дела. Он говорил: «Мой брат, Шерипов Асланбек, в 1917 году предвидел свержение царя, поэтому стал бороться на стороне большевиков, я тоже знаю, что Советской власти пришел конец, поэтому хочу идти навстречу Германии». Безусловно, Майрбек был талантливым конспиратором: уже после войны выяснилось, что среди его агентов были люди самого высокого полета: начальники райотделов НКВД: Старо-Юртовского, Шароевского, Итум-Калинского, Шатоевского, начальники райотделов милиции: Итум-Калинского, Чеберлоевского, командир истребительного батальона Пригородного райотдела НКВД и многие другие. Умелой агитацией Шерипов сумел привлечь на свою сторону даже районных партработников. На дверях Итум-Калинского райкома впору было вешать объявление: «Райком закрыт, все ушли в банду!» Мы прекрасно помнили его недавние успехи: именно его люди захватили райцентр Шатоевского района Химой. А 20 августа 1942 года герр Шерипов во главе полуторатысячного отряда осадил Итум-Кале. Но небольшой гарнизон красноармейцев оказал ожесточенное сопротивление. Повстанцам занять село не удалось, а подоспевшее подкрепление из двух рот НКВД разорвало кольцо окружения и обратило повстанцев в бегство.
Вместе с Османом в качестве его свиты прибыли еще двое. Первый был ингуш Ахмет, он исполнял роль изменника — агента абвера. По виду — настоящий нарт из древних горских легенд, сильный, ловкий, смелый; по характеру — драчун и забияка.
Второй был его полной противоположностью. Невысокий худой очкарик из Московского института иностранных языков. Он должен был играть роль запасного немецкого радиста. По-немецки он говорил отлично, правда, с небольшим акцентом. Звали его Вячеслав. Наша четверка с ним сразу подружилась. Он был такой славный этот Славик. Этот студент был одним из немногих русских, кто не испытывал к нам ни малейшего предубеждения. Во всех остальных, с кем мы сталкивались в плену, все-таки ощущалась неприязнь: порой явная, порой тщательно скрываемая. Нет, мы не обижались на русских, мы все понимали правильно. И еще одна черта в характере нашего нового русского друга сразу заставила уважать его. В этом хрупком на вид теле таилась огромная сила духа.
«Суворов в детстве тоже был невысоким и болезненным, — говорил Вячеслав, поправляя на носу круглые очки, — но благодаря огромной силе воли он стал великим полководцем».
Если бы кто-то сказал тогда, что вскоре этот русский мальчик своим подвигом заставит нас сделать то, что сейчас нам кажется абсолютно невероятным, мы бы не поверили. Но это случилось.
Рассказывает старшина Нестеренко:
— От настоящего абвера мы получили задание принять сброшенное с транспортных самолетов на парашютах оружие, деньги, запасные батареи для рации и т. п. Самое интересное, что рубли оказались не фальшивыми (вермахт захватил несколько советских банков). В качестве контейнеров для сброски с парашютом использовались корпуса авиабомб, которые чекисты метко окрестили «грузобомбами».
В контейнерах также оказались пропагандистские листовки на русском и чеченском языках и странного вида удостоверения.
Димпер зачитал их вслух:
Если фронт приближается к вам, то знайте, что мы ведем войну не против вас, а исключительно против ваших угнетателей — большевистских заправил.
Мы несем вам:
Упразднение колхозов.
Свободу торговли и свободу производства.
Свободную жизнь на своей земле и собственный скот.
Свободу вероисповедания.
Школы и восстановление национальной культуры.
Но и вы должны принять участие в борьбе за ваше освобождение!
Сохраняйте спокойствие! Защищайте вашу собственность. Противодействуйте разрушению вашего хозяйства и ваших предприятий большевистскими бандами.
Не позволяйте угонять ваш скот. Препятствуйте преступному уничтожению и сожжению ваших зернохранилищ и продовольственных складов, ибо разрушения, производимые красными, наносят ущерб не Германской Армии, а исключительно вам.
Будьте наготове!
Мы наступаем и несем вам свободу и лучшую жизнь, достойную вас, свободолюбивые кавказцы!
Долой большевистских угнетателей!
Да здравствует свободный КАВКАЗ!»
Предъявитель сего горец-националист (фамилия) является сотрудником германской армии, ведущей кровавую победоносную войну с врагами всех горцев и всего человечества — с большевиками. Долг каждого кавказца оказывать ему приют и помощь. Кто осмелится ему помешать в его деле, будет рассматриваться германским командованием как изменник и предатель».
Бумажки мы оставили себе, а оружие «передали в дар» подъехавшим красноармейцам. Ну, как передали — талантливо разыграли сцену скоротечного боя. Мол, не повезло — отобрали посылочку плохие дяденьки из НКВД. Но конечно, в абвер фрицы об этом не сообщили, наоборот, бодро отрапортовали: «Все оружие раздали. Но к нам постоянно присоединяются новые джигиты. Шлите побольше! Пламя восстания разгорается!»
Победные реляции в таком духе Пауль слал почти до ноябрьских праздников.
Рассказывает рядовой Гроне:
— Кстати, со вторым транспортным самолетом помимо оружия германское командование прислало железные кресты всем членам отряда.
«Сбылась мечта идиота» — грустно верчу в руках потерявший для меня притягательную силу угловатый кусочек металла. Теперь для меня это не более чем Blech — «жестянка». Зато Серега необычайно весел. Его ведь тоже наградили железным крестом, правда, как талантливого исполнителя роли эсэсовца Хайнца.
— Вот уж не думал не гадал получить нацистскую награду! — ржет мой русский приятель. — Как там у вас надо говорить, когда на грудь вешают эту железяку? У нас говорят: «Служу народу, старшине и пом-комвзводу».
Знаю, что он шутит, поэтому отвечаю в тон:
— Хальб Литтер! Пол-литра! Так мы говорили, когда было неохота настоящее «Хайль Гитлер» орать. По созвучию похоже, сразу не отличишь.
— Хальб Литтер! Наливай! — гаркнул Сергей во всю свою луженую глотку.
Обмывали награды все вместе, по русскому обычаю.
У нас хватило юмора сложить их все в одну жестяную кружку и залить русской водкой. Так и пошла кружечка по кругу, а на дне позвякивали пять железных крестов 2-й степени: мне, Гюнтеру, Алексу, Крису, Сереге в роли Хайнца и один первой степени для «оберштурмфюрера» Петрова.
Рассказывает старшина Нестеренко:
— «Есть парочка принципов ведения психологической войны, — говаривал полковник Лагодинский. — Один из них — разделяй и властвуй, а второй — вовремя сыпь соль на свежую рану». В те времена еще не было понятия «технологии черного пиара», но наш чекист занимался именно этим.