Волколак

Синякова Елена

– За бабушкой. Она умерла…

– Три дня назад, - вместо меня ответил мужчина, взяв в руки ветку, которую легко сломал и подбросил в костер, отчего тот затрещал, словно принимая в жертву еще один кусочек дерева.

Его руки были в черных перчатках, но через эту кожу можно было рассмотреть сильные широкие ладони и длинные пальцы.

– Что ты хочешь узнать у нее?

Впервые страх отступил от меня, освобождая от своего колючего холодного плена, но обнажая душу и ту боль, которая душила изнутри все эти дни, подтолкнув

к этому месту и тому, что я оказалась сейчас здесь.

Я не сразу смогла ответить, чувствуя, что слезы, словно огромный огненный шар внутри, поднимаются из груди в горло, не давая дышать.

Эту боль невозможно было выплакать.

Нельзя было передать словами.

Сколько бы я не стонала, не рыдала и не кричала, а лучше не становилось.

Мне говорили, что прошло слишком мало времени, чтобы стало легче, а я знала уже сейчас, что лучше мне не станет. Я просто должна была научиться с этим жить.

Время шло, а я никак не могла начать говорить, глотая слезы и чувствуя, что в груди вместо сердца раскаленная дыра.

Я моргала быстро-быстро мокрыми ресницами, чтобы прогнать слезы, и удивлялась тому, что мужчина не подгонял меня.

Он не язвил, не злился.

Просто сидел по ту сторону от огня, глядя на меня своими синими глазами странно и глубоко, словно впитывал в себя каждую мою эмоцию, смакуя ее и пробуя на вкус как давно позабытое, но такое желанное лакомство.

– Ее смерть была внезапной… - смогла прохрипеть я неловко только через какое-то время, вытирая мокрые ресницы тыльной стороной ладони, и видя теперь, что мужчина чуть дернул черной бровью, словно не был согласен с тем, что услышал. Однако не стал перебивать, а просто слушал, что я скажу, - И я не успела попрощаться.

– Кто отправил тебя из дома в этот день?
– спросил он немного резко, на что я выпрямилась, напряженная, словно тетива для стрелы, но понимала, что он не станет задавать бессмысленных вопросов, потому что видел то, что не могла видеть я, или кто-либо другой.

– Брат.

Мужчина хмыкнул злобно и тяжело, заставив меня снова поежиться от его хищного жуткого вида, когда я вдруг поняла, что именно заставляло меня напрягаться и затаивать дыхание каждый раз, стоило только его ресницам подняться или опуститься – его зрачки!

Они отражали свет костра и луны, словно были зеркалом!

Такие зрачки бывают только у сов и волков, но не могут быть ни у одного человека!

– Он сделал все, чтобы ты не успела приехать, и застать ее живой.

В груди появилась ядовитая желчь, и стало тяжело дышать, потому что видя меня впервые, этот страшный мужчина говорил вещи, которые я чувствовала долгие годы, но молчала о них.

– Зачем ему это? – тихо прошептала я, на что мужчина вскинул глаза резко и нечеловечески быстро, всматриваясь в мои так долго и навязчиво, словно забирался вглубь, вороша мою душу.

– Ты не захочешь узнавать ответ на

свой вопрос, - он подался назад, опираясь спиной на один из деревянных столпов, и лишь сейчас я увидела, что символы на нем изображены не чернилами.

Они нарисованы кровью.

Тошнота от этого открытия была ядовитой, и я едва сдержалась, чтобы не вскочить на ноги, закрывая лицо руками.

Не удержалась бы, если бы не его взгляд, которым он снова окинул меня в этот раз как-то лениво и задумчиво, словно я была открытой книгой, которую он читал за неимением ничего другого более интересного.

– Уходи, - вдруг проговорил он, чуть прикрывая свои ужасные глаза пеленой ресниц, на кончиках которых дрожали блики пламени костра, но продолжал наблюдать за мной пристально и тяжело, когда я ахнула, вскакивая со своего места:

– Но как же бабушка! Ведь я преодолела все это ради…

– Уходи!
– рявкнул он так, что волосы встали дыбом, и ей-богу я заработала не один седой волос, бросившись прочь от костра, от него и этого леса, молясь только об одном – чтобы он не последовал за мной!

Всхлипывая и почти подвывая от шока, я барахталась в снегу, пытаясь проложить себе дорогу обратно, кожей ощущая, что он рядом, но боялась обернуться.

Словно сам лес тянул меня обратно, к нему, на ту поляну, не давая возможности выбраться на свободу, и топя в белоснежном покрывале, который мог стать моим вечным саваном.

Только я не сдавалась, продираясь сквозь ветки и снег из последних сил, ощущая во рту горечь и вкус крови.

Оставался последний рывок до кромки черного леса, где была невидимая линия добра и зла, черного и белого, когда я ощутила, что меня легко подбросили в воздухе, заставляя вскрикнуть, и горячие сильные руки сжали, держа буквально на весу.

Я знала, что все это время он шел за мной.

Играл и наслаждался моими попытками сбежать от него и страшной участи остаться здесь навсегда, где моя душа больше не сможет найти покоя, а кровь украсит символами новые столпы его жилища.

– Желание на желание, помнишь?
– проурчал его голос надо мной, пока я пыталась барахтаться в ручищах, что держали меня совершенно не напрягаясь, словно я была всего лишь котенком.

Его дыхание было так близко, что мои волосы разметались на затылке.

– Мое желание ты не исполнил!
– вскрикнула я, а он расхохотался, снова подбрасывая меня вверх и ловя теперь так, что мы оказались лицом к лицу, проурчав низко, сладко и чувственно:

– Тогда и мое желание ты исполнишь лишь малой частью. По крайней мере, сейчас.

Я ожидала от него что угодно - что он вгрызется в мое горло. Что задушит, или вырвет руки.

Но только не того, что он вопьется губами жадно и горячо, заурчав в мой рот от блаженства.

Он не давал опомниться от шока, когда горячий язык скользнул между моих губ, завладевая и повелевая.