Волков. Гимназия №6
Шрифт:
— Так давно? — удивился кто-то. — А как же царь Петр?
— Петр Великий действительно обладал могучим Талантом. И изрядным талантом политика: именно он первым из российских государей начал присваивать княжеские титулы своим соратникам — в том числе и тем, кто не был Владеющими. Как вы понимаете — это понравилось не всем. Как раз в те годы и стало особенно модно изучать свою родословную… Тогда чуть ли не каждому хотелось, чтобы его предком оказался древний герой — легендарный князь или какой-нибудь рыцарь. — Никита Михайлович вскочил со стола и изобразил указкой пару фехтовальных движений. — И даже сейчас прямых потомков Рюрика и Вещего
— И это все правда?
— Как знать. — Никита Михайлович пожал плечами. — В конце концов, от тех времен остались по большей части только легенды. О великих богатырях, победивших Змея Горыныча и еще парочку тварей пострашнее… Вероятно, Прорывы тогда случались нередко — но потом почему-то практически исчезли. Последний случай до недавнего времени был отмечен, кажется, в одна тысяча семьсот тридцать четвертом году. — Никита Михайлович наморщил лоб и на мгновение задумался. — И примерно тогда же в самой обычной крестьянской семье родился ребенок с особым даром.
Что-то в этом роде рассказывал и Степан Васильевич — только не упоминал о детях. И уж конечно же не пытался проводить параллели этих двух явлений.
Которые, судя по всему, были — и еще какие.
— Но теперь Прорывы снова появились! — крикнул кто-то с первой парты. — И дети снова…
— Именно так. Именно! — Никита Михайлович торжествующе вытянул руку с указкой. — В последние годы мы снова наблюдаем Прорывы — и детей, у которых в семь-восемь лет проявляется Талант — при том, что ни один из родителей, бабушек, дедушек или ближайшей родни не был Владеющим! И какой вывод следует из этого сделать?
— Что Прорывы и Талант связаны? — осторожно спросил Фурсов.
— Верно, Дмитрий. — Никита Михайлович удовлетворенно кивнул. — Quod erat demonstrandum — что и требовалось доказать… Еще вопросы?
— У меня. — Я поднял руку. — К чему это все может привести? Если Прорывов становится больше, и сами они становятся крупнее — нас ждет… что-то вроде одной огромной дыры?
— Не хотелось бы, верно? — усмехнулся Никита Михайлович — однако продолжил уже куда серьезнее: — Пока мы едва ли в силах предсказать ход событий. Появление Прорывов действительно может привести к катастрофическим последствиям — но точно так же они могут просто взять и исчезнуть без следа, как и сотни лет назад.
— Вряд ли это случилось само по себе, — буркнул я себе под нос.
— Не исключено. — Никита Михайлович тут же закивал — будто ждал подобного замечания. — Но если и так — никаких свидетельств с тех пор не осталось. А то, что сохранилось, куда больше похоже на сказки, чем на полноценные исторические документы… Впрочем, их вы наверняка знаете не хуже меня. Как и то, что даже самые серьезные летописцы были склонны… скажем так, к преувеличениям, — усмехнулся Никита Михайлович. — Вспомните тех же былинных богатырей — Илью Муромца, Добрыню Никитича… Народный фольклор приписывает им такие силы, рядом с которыми даже Талант современных Владеющих аристократов кажется не таким уж и впечатляющим.
Зацепка! Крохотная — но все-таки: некоторые из нас изрядно наследили в истории — настолько, что кое-что попало даже в народный фольклор. Видимо, и в этом мире тоже… Впрочем, я мог только догадываться, кто именно стал прообразом для наполовину сказочных персонажей со знакомыми именами — и были ли это те же самые… личности.
Которые явно знали и умели побольше, чем нынешняя знать с огненными взглядами.
—
Я говорил совсем тихо — можно сказать, себе под нос — но меня все-таки услышали. И однокашники, тут же принявшиеся хихикать со всех сторон, и сам Никита Михайлович. Которого, впрочем, это ничуть не смутило.
— Может быть, Владимир, — весело отозвался он. — В конце концов, Владеющим во все времена порой приходилось вступать в брак с людьми без Таланта. И пусть родовитые аристократы испокон веков старались жениться исключительно на себе подобных — в последующих поколениях способности действительно нередко ослабевали. Если бы вы были знакомы с работами Грегора Менделя, я бы мог куда лучше объяснить… Впрочем, это уже относится к университетскому курсу, но никак не к гимназическому. — Никита Михайлович все-таки нашел силы одернуть себя и не унестись в запредельные научные дебри. — Но отчасти вы правы — Владеющие тысячу или больше лет назад действительно вполне могли быть заметно сильнее, чем сейчас… И все же кое-что невозможно объяснить даже этим — и к тому же в былинах достаточно и очевидных преувеличений… Фигур речи, если хотите. Вспомнить того же богатыря Святогора: выше леса стоячего — ниже облака ходячего. — Никита Михайлович для пущей убедительности вытянул вверх указку, показывая запредельный рост. — Не очень-то похоже на правду, разве не так, Владимир?
На этот раз я решил промолчать. Хоть и мог рассказать про легендарного богатыря то, чего не встречалось даже в самых редких и забытых преданиях. Но в одном Никита Михайлович все-таки не ошибся: Святогор — которого при жизни на самом деле никогда так не называли — роста действительно был самого обычного.
Даже чуть пониже меня.
— Впрочем, что-то мы ушли слишком далеко от темы… И у нас уже почти не осталось времени вернуться обратно. — Никита Михайлович жестом фокусника выдернул из кармана за цепочку блестящий хронометр. — Пожалуй, нет большого смысла задерживать вас еще на целых десять минут, судари — да еще и в такой чудесный денек… Как вы смотрите на то, чтобы немного прогуляться на улице и заглянуть в…
Последнюю часть фразы я не разобрал — она потонула в громких овациях.
Глава 10
После короткой прогулки вокруг площади день до обеда пролетел как-то незаметно — хоть за это время я успел присмотреться и к однокашникам, и к учителям, и даже к собственным познаниям. И выводы в целом оказались какие-то… тусклые.
Ни приятелей, ни активно пышущих злобой недругов у Володи Волкова, похоже, не было. Во всякому случае, в его седьмом классе, почти самом старшем. Как раз перед выпускным — меня окружали в основном пацаны лет пятнадцати-семнадцати, среди которых попадались и здоровые усатые лбы — видимо, второгодники. А поступали в гимназию здесь, как и в моем мире до революции — где-то в десять.
Оценки в дневнике выглядели средне — ни хорошо, ни то, чтобы совсем уж плохо. Порадовали только собственные познания — на математике и физике их хватало даже с избытком, да и латынь, как выяснилось, я еще более-менее помнил — хоть в две тысячи двадцать восьмом она уже давно стала уделом ученых-естествоиспытателей, врачей, филологов и лишь самых яростных почитателей античной культуры.
И я уже успел подумать, что сегодняшний день закончится без приключений, но стоило мне переступить порог столовой — как они не заставили себя ждать.