Шрифт:
Уже и не вспомнить, из-за чего тогда произошла их ссора. Кто был виноват, и был ли кто-то виноват вообще. Но факт остаётся фактом: они поругались. В первый раз за два года. И поругались так серьёзно, что она собрала вещи и ушла к маме. А ведь через два дня они должны были уезжать в Крым, давно планировали эту поездку, готовились. Даже купили такой модный и дорогой «Полароид». Плюс сосед по дому Андрей в компании своих друзей тоже уезжал в Крым и почти туда же – в Коктебель. И поездка обещала стать весёлой.
Он впал в депрессию. День тупо пил, на второй тоже пил, но теперь не один, а собрав вокруг всех своих друзей. И, опять же, уже не вспомнить, кто был тот человек, или это была коллективная мысль, но прозвучало: «Ему надо уехать в Крым!» Там он успокоится, успокоится и Татьяна. А вернётся через три недели, и будет видно. Может, всё устаканится, может, нет. Но уехать ему нужно. Тем более, что билеты есть, деньги есть. Нужно ехать. Но отпускать его одного никто не хотел. Несмотря на непростой, можно сказать, скверный характер его все любили. А уж бросать точно никто не хотел. Первая предложила помощь родная сестра. Наташа так и сказала:
– Я с тобой поеду, буду следить, чтобы глупостей не наделал. А то ещё напьёшься и сиганёшь с какой-нибудь скалы.
– Это он запросто может, – пробурчал в усы друг детства Лёня. – Он же идиот.
– Кто идиот? – раздалось почти хором. – Лёня, ты о чём? Это Макс идиот?
Лёня философски ухмыльнулся и выдал не менее философское:
– Конечно. Макс ведь гений. Это все знают. А раз гений, значит, идиот. Это же понятно.
После чего налил рюмку водки, выпил и стал неумело раскуривать сигарету.
Началось шумное обсуждение, кому нужно поехать, чтобы Макс не сиганул со скалы. Очень скоро выяснилось, что не может никто. У Лёни молодая жена, у Вити срочная работа, у Лёхи просто работа, которую нельзя бросить, а то уволят. Паоло Сербандини, его итальянский друг, тележурналист снимавший о нём фильм в 1992 году «Год после путча», разочарованный, что не получится снять продолжение «Три года после путча», и сидевший всё это время молча, проговорил:
– Я, конешна, не всё понимал про гений и идиот. Но я понимал так. Нужне третье человек. Но бильетоф всего два. Я могу купить дипломатическая касса. За валюту.
– От же блять… Русскому человеку не х… ничего не купить, жрать нечего, а иностранцам пожалуйста. Всё что угодно. Только валюту подавай, – опять пробурчал в усы Лёня. Он уже хотел пуститься в свои любимые пространные разговоры про политику и преступный ельцинский режим, но его перебил Лёха.
– Лёнь, погоди. Паоло хочет помочь, как я понимаю. И в отличие от нас предлагает реальную помощь. Мы уже два часа сидим. Только водку пьём. А как помочь Макси, так и не решили. Понятно, что Макси не горит желанием ехать с одной Наташкой. Я его понимаю. Это же непонятно, кто из них должен за кем следить. То ли Макси за сестрой, как старший брат, то ли Наташа, чтобы Макси там не загулял. Я вот что предлагаю… – он повернулся к своей жене Татьяне и спросил: – Тань, а ты не хочешь поехать отдохнуть? А что? Покупаешься, позагораешь. Видишь, у меня в этом году с отпуском не получается. В Макси я уверен. Вам с Наташкой будет не скучно. Я думаю, что хорошо отдохнёте. Что скажешь?
Татьяна улыбнулась, потом задумалась. Будучи женщиной серьёзной и ответственной, она прокручивала в голове все «за» и «против» такого поворота ситуации. Все молчали. Наконец Татьяна вышла из внутреннего погружения, вытянула из
– Лёша, если ты считаешь, что так нужно, и ты справишься тут один, то я поеду. Почему бы и нет?
Раздался коллективный выдох. Наконец-то всё разрешилось как нельзя лучше. Компания загалдела, раздался смех, на лицах появились улыбки. Все подспудно чувствовали за собой если и не вину, то точно какое-то неудобство из-за того, что не могут сами составить компанию Максу. Опять же не вспомнить, кто первый предложил скинуться дополнительно деньгами, но по кругу пошла хрустальная ваза, и все стали кидать в неё пока так и не ставшие привычными деньгами смешные ельцинские фантики со множеством нулей. И даже всегда скупой Лёня долго слюнявил пальцы, отсчитывая мятые купюры, а потом, крякнув сакральное «а блять!», бросил в вазу всё содержимое кошелька. Последними на цветную кучу легла сложенная вдвое не сильно толстая, но всё же существенная пачка таких вожделенных тогда долларов.
– Паоло, ты-то зачем? Ты ж билет будешь покупать! Хотя понятно, вам, капиталистам, это копейки, – как всегда ворча, пробубнил Лёня.
– Это есть кроме билет. Билет я буду покуплять. А это подарок моему другу Массимо. Будем считать это проценты от прокат фильмы о нём на канал РАИ один. Дивидэнт. И я Льёня никак не есть капиталист, я журналист. И я камунист!
Все рассмеялись и уже совершенно с другим настроением стали разливать по стопкам водку. А когда допили всё, что ещё оставалось, искренне выражая благодарность Подкатовым, обнимая Лёху и целуя ручку Татьяне, стали разъезжаться. Последним уехал Паоло, пообещав вернуться часа через три с билетом.
Сейчас, по прошествии четверти века, всё это кажется смешным и наивным…
Но в тот вечер он, наверно, впервые в жизни ощутил, что его действительно любят и ценят. Он ещё несколько раз позвонил Лёхе, боясь, что тот передумает и не отпустит супругу. Позвонил любимому деду и попросил ещё денег. А как иначе?! Если и Татьяна, и Наташа готовы ради него пожертвовать и своим временем, и своими планами, а Лёха так вообще репутацией: отпустить молодую жену, одну, пусть даже и с близким другом, – это дорогого стоит. А значит, он не может позволить себе, чтобы отдых был бедным и скучным. И обязан сделать всё, чтобы они ни в чём не нуждались. Наконец сложив все бумажные капиталы и аккуратно их пересчитав, он был приятно удивлён. Кроме подаренных Паоло и своих накопленных долларов в количестве одной тысячи, имелась существенная кипа родных деревянных, выражавшаяся в смешной цифре пять миллионов. Что по курсу две тысячи рублей за один доллар прибавляло ещё две тысячи.
– Итого, четыре тысячи баксов. Минус пятьсот на обратные билеты. Получается по тысяче на человека, на четырнадцать дней. Плюс ещё в загашник пятьсот… Нормально. При цене кабака в Москве где-то пятьдесят баксов на человека – даже более чем нормально, – удовлетворённо произнёс он и стал распихивать деньги по бумажникам.
Закидав в сумку пару брюк, пару футболок, плавки и шорты, он распахнул окно и, усевшись на подоконник, закурил. После грозы воздух, напоённый озоном, пьянил и как будто заново наполнял все клеточки жизнью.
– Эх, Танюшка, Танюшка… Зачем ты так… Я же тебя люблю. Ну, ничего, вернусь, а там ещё посмотрим… А сейчас на море! И не думать ни о чём! Всё! Только я, Наташка и Таня Подкатова! И нет больше никого в этом мире.
Он выкинул сигарету, погасил свет, упал не раздеваясь на диван и тут же провалился в сон.
Суета перрона всегда вносила в его жизнь ощущение перемен. И хотя за последние три года он исколесил на поездах и облетел на различных самолётах всю страну, от Мурманска до Сахалина и от Салехарда до Еревана, это ощущение никуда не девалось и каждый раз наполняло его хорошим настроением, предвкушением чего-то интересного и заставляло по-иному биться сердце.