Вольные штаты Славичи
Шрифт:
— Оставь, Грыцько. Она сама отдаст!
Другие бандиты, увидав волосатого человека, опустили шашки и стояли молча, выжидая. А волосатый человек прошелся по комнате. Дошел до меня, остановился и сказал:
— Это большевик растет.
Потом коротко скомандовал бандитам: «Айда, хлопцы!» и вышел.
Когда бандиты ушли, мать сказала:
— Знаешь, кто это был?
— Длинноволосый-то? — спросил я.
— Да, — сказала мать, — это был батько Махно. Самый яростный бандит.
30
Рассказ
Мы жили в Павлограде. Пошла раз мать на базар и купила воз дров. Дрова привез старый мужичонка, грязный как трубочист. На базаре старик долго торговался, боялся, что его хотят обмишурить, божился, что за эту цену продать самому дороже, что коли он так дешево продаст, жена его дома обругает да еще кочергой изобьет да выгонит. Но потом уступил, привез дрова к нам на двор, сложил их в сенцах, полупил деньга, керенками, три раза пересчитал керенки, завернул их в тряпку, сунул за пояс, сел на телегу и уехал. Мужик как мужик. И только глаза у мужика были очень быстрые какие-то, вороватые.
После того, как мужик уехал, мать пошла топить печь. Взяла она полено, расколола его пополам, и вдруг из полена записка вываливается. Развернули мы записку, а там написано: «Эти дрова продал батько Махно». Через два дня Махно со своей бандой заняли Павлоград. Грабили. Убивали. Помню: стою я у окна и вижу — едут мимо окна два бандита. А навстречу бандитам вдет человек, немолодой уже, в бараньей шапке. Вдруг один бандит выхватил шашку, крикнул: «А не притупилась ли еще моя сабля?» И как рубанет человека по плечу. Человек и повалился. А бандит говорит товарищу: «Нет, не притупилась еще». И поехали.
Махно часто переодевался. Любил он это дело. То мужиком переоденется, то красноармейцем, то старым евреем в лапсердаке и с бородой, а случалось — и бабой. Рассказывал мне как-то один паренек из Киевщины, — мы с ним в Житомире в детдоме жили, — как Махно занял их местечко.
Вот раз в базарный день наехало в местечко много народу. Толкаются, галдят, ходят из лавки в лавку. А у церкви с самого утра стоят возов тридцать с сеном. На каждом возу поверх сена лежит молодой парень, курит козью ножку и дремлет, поджидая покупателя. А придет покупатель, парень лениво сползет вниз и заломит такую цену, что покупатель ахнет и бежать. А парню, видать, только этого и надо. Он опять заберется на телегу и лежит себе брюхом вверх, преет на солнце.
31
Рассказ Михаила Лойтера
Вдруг — уже базар подходил к концу, уже разъехались мужики по домам — вдруг с одного воза подымается баба в голубом сарафане, сует в рот два пальца да как свистнет. А парни на возах, как услыхали свист, скок с телег, вытащили из сена винтовки, обрезы, и пошла пальба. Баба скинула голубой сарафан, а под сарафаном у нее кожаная тужурка, и уже это не баба совсем, а сам батько Махно. Через полчаса все местечко было у него в руках. Захватил совет, ограбил почту. Всю ночь гулял Махно в местечке, а утром поднялся и со всей бандой ушел куда-то в степь.
А у нас вот Махно не повезло. Засыпался. Он раз тоже так: приехал со своими
32
Рассказ Лени Кремера.
Жили мы на окраине города, у реки. На реке стояла мельница. На мельнице жил мельник. Хороший такой старик. Звали его Осипом Игнатьичем. Когда к городу подступили беляки, я был на мельнице у плотины. Услыхал я стрельбу — и бежать. Вдруг кто-то цап меня за плечо. Посмотрел я — Осип Игнатьич. «Катись, — говорит, — домой колбаской и тащи сюда мать. Ее там зарежут, а у меня спокойно. У меня никто не тронет».
33
Рассказ Ошера Горовица.
Взял я мать, брата, сестру и пошел с ними на мельницу. Осип Игнатьич посадил нас чай пить. «Попейте, покушайте, — говорит, — а там уж запрячу вас куда-нибудь».
Осип Игнатьич уложил мать внизу в машинной, а нас наверху в чуланчике. В чуланчике стояли мешки с мукой. Так что к утру мы все стали белыми от муки.
Утром на мельницу пришли деникинцы. Двое. Один — высокий, чубатый, другой Веснущатый и кривоногий.
— Красные е? — спросил чубатый мельника.
— Нема, — ответил мельник.
— Побожись!
Мельник перекрестился.
— А жиды е? — продолжал чубатый.
— Нема.
— Побожись!
Мельник сказал:
— Верно слово, братцы, нема.
— А ты побожись, — настаивал чубатый.
— Да что ты привязался, — божись да божись! — крикнул мельник. — Говорят тебе — нема.
— Крутишь ты, хрен, — сказал чубатый, — пушку заливаешь.
Он отпихнул мельника и прошел в машинную. А в машинной была мать. Мать увидала деникинца, испугалась и заплакала.
— Вот тебе и нема! — сказал чубатый мельнику. — Ну, жидовка, — важно проговорил он, — золото е?
Мать достала из кармана золотую браслетку и отдала ее деникинцу. Деникинец, не глядя, опустил браслетку в карман.
— Еще.
— Нет у меня больше золота, — сказала мать. — Я вдова бедная, больше у меня золота нет.
— Еще! — спокойно сказал деникинец. И вдруг размахнулся и крикнул: — Морду расквашу!
Но уже чубатого с одной стороны подхватил мельник, с другой Веснущатый деникинец.