Вольные штаты Славичи
Шрифт:
— Брось, Петро! — сказал Веснущатый товарищу. — Ты ж ее до смерти напужал! Дурьё!
Чубатый дернул плечом, плюнул, повернулся и вышел.
— Идем, мать, до дому, — сказал Веснущатый деникинец, когда чубатый вышел, — я тебя провожу, не бойсь.
Веснущатый деникинец поселился у нас. Это был славный парень родом из Черниговщины. Звали его Опанас. К деникинцам он попал по мобилизации.
— Как выйдет случай, перебегу к большевикам, — говорил он нам, — сволочи они все, деникинцы. Чистые бандиты.
Жилось нам с
Однажды днем к нам зашел деникинский офицер. Опапас вытянулся в струнку. Офицер сказал:
— Красные есть?
— Никак нет, ваше-родие, — ответил за мать Опанас.
Офицер повернулся к Опанасу.
— Ты тут как, на постое?
— Так точно, ваше-родие, на постое.
— Красных нет? — повторил офицер.
— Никак нет, — ответил Опанас.
— Ну, ладно, ты уж того… смотри…
Офицер сел и попросил пить. Мать принесла ему кружку молока. Офицер выпил и сказал:
— Я сам, — сказал он, — за советы. Но я против большевиков. Они разоряют нас. Верно я говорю?
— Так точно, ваше-родие, — крикнул Опанас. А когда офицер вышел, Опанас подмигнул нам и сказал: — Их-то, бар-то, большевики разоряют. Это верно.
Грабили деникинцы. Купцы обрадовались белым, открыли магазины и сели торговать. Но в первый же день пьяные деникинцы разгромили все лавки и очистили их до нитки. Повсюду, на заборах, на стенах висел приказ Деникина: «За грабеж буду расстреливать». Но грабежи продолжались, а расстреливали только большевиков и пленных красноармейцев. За грабеж не трогали.
А красные собрались с силами и вдруг ночью подступили к городу. Деникинцы испугались и кинулись отступать.
Мы уже спали, когда к нам в дом постукались. Вбежал белый офицер.
— Ты что, ч-черт? — набросился он на Опанаса. — К стенке хочешь? Ступай немедленно!
Опанас оделся и взял винтовку. Выходя, обернулся в дверях и сказал:
— Прощай, Лейка.
— Прощай, Опанас! — закричали мы.
Вдруг кто-то рванул дверь, и в комнату ворвался деникинец. Я его сразу узнал. Это был тот самый чубатый, с мельницы. Через одно плечо у него был перекинута кастрюля, через другое — сапоги.
— Деньги давай! — закричал он.
— Нету нас денег, — заплакала мать, — бедные мы.
— Давай деньги! — кричал деникинец.
Он поднял винтовку, прицелился.
Мать подбежала к стене, сняла круглые часы и дала их деникинцу. Деникинец бросил часы на пол.
— Говорю тебе — деньги давай!
В окно постучались. Кто-то крикнул: «Скорей!» Тогда деникинец, не целясь, выстрелил. Пуля попала маме в грудь. Мать упала.
Я побежал на улицу.
— Караул, спасите! — кричал я.
Но никто меня не заметил. На улице стреляли, расстреливали, убивали.
Наконец ко мне подбежал Нахман, наш сосед.
— Чего
— Маму убили! — крикнул я и потащил его в дом.
Когда мы вошли в дом, мать была уже мертвая.
Пошла мать на базар. Ушла она одна, а вернулась не одна: корзину ей нес какой-то красноармеец.
— Ну, товарищ, — сказала мать, входя в дом, — спасибо, что донесли.
34
Рассказ Бориса Нотгафта.
— Да что там, — Красноармеец махнул рукой и рассмеялся. — Меня же не убыло.
— Садитесь, — сказала мать, — хотите чаю?
— Угостите, выпьем с удовольствием, — сказал красноармеец, — а не угостите, и так уйдем.
Мы сели пить чай.
— Как тебя звать? — спросил меня красноармеец.
— Борух, — сказал я.
— Борух, — повторил красноармеец, — а по-русски как? — спросил он.
— По-русски — Борис, — сказала мать.
— Ну, Боря, — сказал красноармеец, — скажи-ка по совести, сколько тебе годков?
— Пять, — сказал я, — шестой вдет.
— Ого! Большой, значит, — удивился красноармеец. — А ну-ка, покажи, усы-то у тебя растут?
— Нет, не растут усы, — сказал я.
— Эх, жалко, — вздохнул красноармеец, — расти у тебя усы, взял бы тебя в Красную армию. За командира бы взял. А фартовый бы из тебя вышел командир. Верно я говорю?
— Верно, — сказал я.
— А вас как звать? — спросила мать.
— Нас звать Мишей, Михаилом, значит, — ответил красноармеец, — по отчеству Иванычем, а по фамилии Карачев.
— Вы не здешний? — спросила мать.
— Орловские мы, — сказал красноармеец, — Елецкого уезда. Слыхали, может?
— Слыхала, — сказала мать.
— То-то, — рассмеялся красноармеец. — Елец — всем ворам отец. Верно я говорю?
Подружились мы с Мишей. Стал он к нам ходить часто. Придет, посидит, чаю выпьет, иногда принесет с собой хлеба, иногда поможет матери по хозяйству. А то и так: уйдем на день гулять в город, а вечером домой к нам чаю выпить, поговорить. Привыкли мы к нему, как к родному. Да и ему наш дом пригляделся. Как у него свободный час, так к нам.
Так прошло месяца два или три. Раз утром в базарный день началась пальба. Красные, отстреливаясь, уходили за реку, а за ними в город врывались деникинцы. Улицы опустели.
Ворвались деникинцы в город в два часа дня, а к четырем они дошли уже и до нашего переулка. Мы сидели в кухне на полу, когда услыхали стук в дверь и крик: «Открой дверь, стрелять будем!»
Дверь выломали. В комнату вошли пять деникинских офицеров. Денщики несли за ними большие узлы, битую птицу и посудины со спиртом.