Вольный народец
Шрифт:
К несчастью, это были не ноги. Она должна быть очень осторожной.
И все пошло не так, как надо. Внезапно страх захватил ее. Она была в странном мире с чудовищами, в сопровождении сотен синих воров. И… Черные псы. Безголовые всадники. Монстры в реке. Овцы, мчащиеся через поля. Голоса под кроватью…
Ужас охватил ее. Но она бежала ему навстречу, подняв сковородку, потому что она была Тиффани. Она должна пройти через лес, найти Королеву, забрать брата и уйти из этого места!
Позади
Она проснулась.
Не было никакого снега, но была белизна простыни и белый потолок. Она смотрела на него некоторое время, а потом наклонилась и посмотрела под кроватью.
Там не было ничего, кроме ночного горшка. Тогда она бросилась открывать дверь в кукольный домик — там никого не было, кроме двух солдатиков, мишки и безголовой куклы.
Стены были крепкие. Пол скрипел, как обычно. Ее шлепанцы были такими, как всегда, — старые, удобные, с розовой опушкой.
Она встала посреди комнаты и спокойно сказала:
— Здесь кто-нибудь есть?
Вдалеке блеяли овцы, но они, скорей всего, ее не услышали.
Дверь заскрипела — вошел Крысошлеп. Он потерся об ее ноги, замурлыкал, как отдаленная гроза, запрыгнул на кровать и свернулся клубком.
Тиффани задумчиво оделась, ожидая увидеть в комнате что-нибудь странное.
Когда она спустилась вниз, завтрак был уже готов. Ее мать возилась у раковины.
Тиффани пробежала через кухню в маслодельню. Она опустилась на четвереньки и посмотрела под раковиной и за буфетом.
— Можете выходить, правда, — сказала она.
Никто не вышел. Она была одна в комнате. Она часто бывала одна в этой комнате и радовалась этому. Это была почти ее частная территория. Но теперь здесь было слишком пусто, слишком чисто…
Когда Тиффани пришла назад в кухню, ее мать все еще была у раковины, моя посуду, а тарелка дымящейся овсянки стояла на столе рядом с ее местом.
— Я сегодня сделаю еще немного масла, — сказала Тиффани, аккуратно садясь за стол. — Хорошо бы истратить на него все это молоко.
Мать кивнула и поставила тарелку в сушку рядом с раковиной.
— Я ведь не сделала чего-то неправильного, не так ли? — спросила Тиффани.
Мать покачала головой.
Тиффани вздохнула.
«А затем она проснулась — это был всего лишь сон». Это было худшее окончание, которое можно было придумать для любой сказки. Но все это казалось очень реальным. Она помнила дымный запах в пещере пиксти и дорогу… кто там был?.. ах, да, его звали Всяко-Граб… по дороге Всяко-Граб всегда очень нервно с ней разговаривал.
«Это очень странно, — подумала она, — то, что Крысошлеп потерся об нее». Он спал на ее кровати, если мог избежать неприятностей с ее стороны, но днем он не попадался Тиффани на глаза. Как странно…
Около каминной доски раздался какой-то грохот. Фарфоровая пастушка на Бабулиной полке сама собой поехала боком и, пока Тиффани застыла с ложкой овсянки на полпути ко рту, соскользнула на пол и разбилась.
Грохот продолжался. Теперь он раздавался из большой духовки. Она видела дверцу, так и трясущуюся в петлях.
Тиффани повернулась к матери и увидела, что та ставит следующую тарелку в сушку. Но тарелка не касалась руки…
Дверь духовки вылетела от взрыва и грохнулась на пол.
— Не трожь овсянку!
Нак Мак Фиглы ворвались в комнату, сотни их выливались из духовки.
Стены двигались. Пол шатался. И теперь нечто, стоящее у раковины было даже не человеком, а всего лишь… материей, не более человеческой, чем пряничный человечек, серый, как старое тесто, изменяющий форму, потому что тянулся к Тиффани.
Пиксти лились мимо нее в волнах снега.
Она всматривалась в крошечные черные глаза.
Крик вырвался откуда-то изнутри. Не было никакого Точновидения, вообще никакого видения, только крик. Казалось, он распространяется, потому что, вылетая изо рта Тиффани, он превращался в черный туннель, и когда она падала в него, она услышала волнение позади себя:
— Кто там таращится, а приятель? Кривенс, кому надо напинать?!
Тиффани открыла глаза.
Она лежала на сырой земле в мрачном заснеженном лесу. Пиксти внимательно наблюдали за ней, но она увидела, что другие позади них смотрят вдаль, вглядываясь во мрак между стволов.
Было… нечто на деревьях. Глыбы этого нечто. Оно было серое и висело, как старая тряпка.
Она повернула голову и видела, что Уильям стоит рядом с ней и смотрит на нее с беспокойством.
— Это был сон, правда?.. — спросила она.
— Да, — сказал Уильям. — Это было, это повторррится, этого не будет…
Тиффани резко села, заставив пиксти отпрыгнуть назад.
— Но эта… штука была там, а потом вы все выскочили из духовки! — сказала она. — Вы были в моем сне! Что это за тварь?
Уильям бездомный смотрел на нее, как будто что-то решая.
— Именно это мы называем дрем, — сказал он. — Здесь все неотсюда, помнишь? Все отражение того, что снаружи, или сворованное из дррругого мира, или что-то, что наколдовала Кроля. Он прятался в деревьях, а ты шла так быстро, что не видашь того. Ты знашь пауков?
— Конечно!
— Хорошо, пауки ткут сети. Дремы ткут сны. Тут это легко. Мир, из которого ты вернулась, почти реален. Это место почти нереальное, значит: по-любому, это сон. И дрем делашь тебе сон с ловушкой. Если ты съешь хоть что-то во сне, ты никогда не захошь оставить его.