Волонтер: Неблагодарная работа
Шрифт:
Меншиков закрыл дверь и подошел к столу опустился на лавку. Хотел, было, кувшин с квасом к себе пододвинуть, но Петр остановил его.
– Вот что я тебе скажу Александр Данилович, – молвил государь, – чует, змею я на груди своей пригрел.
– И кого же? – Поинтересовался фаворит, вытаскивая шпагу и косясь на Ельчанинова и Золотарева. – Эстляндца этого? Чуяло мое сердце… – начал, было, он, но Петр перебил:
– Да, что ты Александр Данилович, – молвил монарх, – учитель Алексея человек Карла Двенадцатого. А ведь это ты его привел!
– Побойся бога государь, – побледнел Меншиков.
– Где ты его нашел?
И
– Да мысли нехорошие, – сказал Петр, – я так мыслю, в голову царевича нагонял. Так что бери Семеновцев, и чтобы к утру все о себе муж сей правдиво поведал.
Утром наследующий день, князя с Андреем в домик на Марковом острове вызвал государь. Прислал свою карету, и повелел приехать немедленно. Для чего и зачем кучер не знал.
А домик государю выстроили действительно славный, никто и не подумает, что временное жилье. Как достроят цитадель, снесут его или на худой конец перенесут на территорию крепости. Окна в избе большие на европейский манер, у крыльца два гвардейца в кафтанах василькового цвета. Стоят по стойке смирно, и в отличие от стрельцов (отметил про себя Андрей) не шелохнуться.
– К государю! – рявкнул князь Ельчанинов.
Ни какой реакции. Силантий Семенович пожал плечами и вошел в дом, за ним поспешил Золотарев. Просторные сени. Тут воевода Федор Матвеевич Апраксин, капитан-командор Ремизов, архитектор. Все ждут очереди, меж собой разговаривают. Андрей разобрал только, что пока государь с Ельчаниновым да с ним не переговорит, никого не примет.
– Мы уж заждались вас, – молвил воевода Апраксин, подходя к князю Ельчанинову. – Пока вас не примет, ни кого не велел пускать. А ведь всех для чего-то вызвал?
Дверь из горницы Петра Алексеевича скрипнула, и высунулся Меншиков. Увидал представителей Преображенского приказа, махнул рукой, дескать – входите. Приятели вошли. Петр сидел за столом и писал.
– Пришли, – молвил он, не отрываясь от занятия, – хорошо, что пришли. Князь, прав твой оказался боцманмат! Шпион это был. Не выдержал мил человек пыток, во всем признался. Но не для этого я вас вызвал. Садись Андрей, а ты князь постой послушай, что боцманмат говорить будет. Садись Андрей, в ногах правды нет. А мне сейчас, правда, нужна. Золотарев сел на кресло. Петр взглянул на него и молвил:
– Расскажи мне теперь, что с сыном моим случится. Ты говорил мне, что умрет он молодым. Тогда я побоялся узнать, как и почему, теперь же желаю ведать!
Андрей, как и тогда почти более года назад покосился на Меншикова. Петр его понял и сказал:
– Посиди в сенях Александр Данилович, вместе со всеми.
Фаворит недовольно фыркнул, но вышел. Монарх подумал, было отослать и князя, но Золотарев сказал:
– Не надо.
Петр переспросил, уверен ли тот, и, получив утвердительный ответ, вновь попросил:
– Рассказывай.
– Побойся бога! – вскричал Петр, когда Андрей закончил свой рассказ, – да чтобы я! Да своего сына, вот этими вот руками… Наговариваешь золотарь, ох наговариваешь. Хотя с другой стороны, – неожиданно государь сменил гнев на милость, – ты предвидел победу на Северной Двине. Ты из будущего и многое тебе ведомо.
А информации к размышлению Золотарев дал монарху предостаточно. Петру было о чем задуматься, ведь сейчас многое от него, государя зависело. Он то из-за занятости государственной политикой попечительство над сыном другу своему Александру Меншикову доверил, а тот перепоручил это дело первому встречному. Не удивительно, что в будущем Алексей против делов его пойдет. Наставник ему нужен хороший, да вот только где его найти? Петр посмотрел на Золотарева и спросил:
– А можно ли события грядущие изменить?
– Не знаю государь, но скорей всего можно.
Рассказал Андрей, как изменился ход истории с появлением в армии Петра Алексеевича «Андларов», даже достал из кармана портмоне, где по-прежнему была аккуратно свернута статейка из научного журнала.
– А ты в этом уверен? – поинтересовался монарх.
– Да государь. Либо появились такие шары намного позже, к тому же не в России, а во Франции. И назывались по-другому.
– Как?
– Монгольфьер, по фамилии братьев создавших его.
Царь прошептал название. Сморщился, казалось, оно ему не понравилось, и молвил:
– Андлар лучше звучит. Красивее. Так значит изменить можно.
Петр вновь задумался, потянулся, было за трубкой, чтобы закурить, да передумал. Посмотрел пристально на Андрея, так что тому холодно от его взгляда стало, и сказал:
– А может, ты сына моего учителем станешь? Знаешь ты много, да и в делах моих смыслишь. Андрей и ответить не успел. Царь утвердительно проговорил:
– Теперь ты, Андрей Золотарев, – учитель моего сына! Алексашка! В комнату просунулась голова фаворита.
– Заходи иудушка, – проговорил Петр. Меншиков медленно вошел в кабинет.
– За что государь?
– А за то, что дело мое угробить хочешь. К сыну моему незнамо кого в учителя назначаешь. Голову твою буйную снести бы, да вот только нужна она пока мне. Что встал, садись!
Меншиков грохнулся на лавку. Странно представить, но грозный фаворит монарха, вдруг сник и сжался.
– Че скукожился? – Спросил Петр, – Расслабься. Вечно самому все решать приходится. Нашел я для сына учителя. Андрей Золотарев – изволь любить и жаловать. Выпороть бы тебя, как щенка, да нельзя, – вдруг молвил царь, – завит теперь всех.
Александр Данилович вскочил, словно у него вновь отрасли крылья и открыл дверь. Громко пригласил всех войти.
Воевода Апраксин, капитан-командор Ремезов, полковник Квятковский, князь Ельчанинов да Александр Меншиков сидели вдоль стены на лавке. Напротив, в кресле сидел Золотарев, рядом с ним Алексей Петрович.
Государь расхаживал по комнате и курил. Он уже сообщил о назначении эстонца учителем сына его. И вот теперь говорил о новом виде войск.
– Хотел я сказать, когда ехал в Архангельский городок такие слова, – начал он, – что тот государь силен, который две руки имеет, одна, из которых армия, другая флот. Да вот только теперь не уверен. Если бы не возник из ничего второй вид флота – воздушный! Долго думал я, поэтому и собрал вас здесь, что нужен сему флоту покровитель. Уж принято так у нас русских. Инфантерия – Григорий Победоносец, флот морской – Андрей Первозванный! А посему и у небесного флота он должен быть. Ну, кто что скажет. Давай ты Федор Матвеевич. Апраксин провел рукой по подбородку, словно гладя бороду, и сказал: