Волонтер: Неблагодарная работа
Шрифт:
Золотареву вдруг захотелось пропеть старую (по крайней мере, для него) песню дубинушку. Бывало, возникало охота, бросить все и присоединиться к государю. Но приходилось отгонять желание, ведь сейчас ему был поручены царевич Алексей, да сынишка Олега Онегина. Последний не смог удержать мальчонку, и тот присоединился к летчикам. Золотарев долго возмущался необдуманным поступком паренька, но сделать ничего так и не смог. Он ругал себя, что превратился из учителя царевича, в няньку для двух пацанов, из-за чего ответственность возросла в несколько раз. Углядеть за царевичем Андрей смог бы, но за двумя? Тут уж как не припомнить
– Вот она доля учителя, – вздыхал, бывало, Андрей, когда пытался удержать мальчишек от непродуманного поступка.
К середине сентября вышли, наконец, войска государя Петра Великого, к одному из крупнейших пресноводных водоемов Европы – Онежскому озеру. Пока готовились спустить корабли на воду, и монарх повелел соорудить себе пятистенный домик.
Тут автор должен немножечко отступить от своего повествования и сделать некоторые пояснения связанные с этой местностью. Лет через восемь, по воле государевой, на реке Вянги, впадающей в Вытегру, будет построена деревня, ибо здесь будет проходить торговый тракт из Архангельска в Петербург. И лишь только в тысяча семьсот семьдесят третьем году селение по указанию Екатерины II стало городом Вытегрой. Но вернемся в тысяча семьсот второй год, когда Петр по новому, только что созданному тракту пришел с кораблями к озеру.
Дождь лил уже второй день. Небо заволокли темные грозовые тучи. При такой погоде не трудно и воспаление легких получить. Передвижение на такой погоде замедлилось, но все равно продолжалось, до тех пор, когда последний корабль уже был готов к спуску на воду.
В окружении свиты и с сыном Алексеем, кутаясь в епанчу, Петр стоял на берегу и смотрел, как последний парусник спускали на воду. Сейчас, глядя на происходящее, в нем бушевали те же самые чувства, что он испытывал, когда его ботик оказался в Яузе. От чего он прижал царевича к себе и проговорил:
– Гляди Алеша, так делается история. Скоро мы будем стоять у шведской крепости, а потом будем вот точно так же глядеть с тобой на Балтийское море.
Когда последний корабль с шумом вошел в воду озера, Петр предложил всем собраться в его новом домике.
Избушка была небольшая горница да сени. Архангельские плотники построили ее за сутки, пока корабли были на подходе к острову. Две простенькая кровать для царя (царевич предпочел жить в шатре, а для Меншикова лавка в сенях), стол и скамейки.
Петр Алексеевич собрал в домике всех приближенных, кроме Андрея Золотарева и Алексея Петровича. Не то, чтобы разговор был такой секретный, просто монарху не хотелось посвящать своего сына в предстоящие события. Мал он еще, чтобы в большую политику лесть. Пусть уж лучше потихоньку идеями о господстве на балтийском море пропитывается. Ведь это для России только начало, чтобы выйти в океан, города порта, наподобие того же Архангельска не достаточно.
Государь пояснил, что на данный момент идет все по плану, у них даже было несколько дней в запасе, поэтому армия остановится здесь на несколько дней, а затем по Свири отправится дальше в Ладожское озеро.
– Вот только для начала я предлагаю совершить разведку, – предложил полковник Юрий Квятковский, когда Петр закончил речь.
Государь удивился, но начальник Преображенского приказа напомнил, об осаде Нарвы, когда Петр попытался осадить крепость без предварительной подготовки, а еще и о коннице Шереметева, которая вовремя доложила о приближении армии Карла. Ельчанинов ожидал, что монарх сорвется, услышав слова полковника, но тот удержал себя в руках, сделал вид, что это уже в прошлом. Хотя князь от Андрея (а тот в свою очередь от царевича) знал, что царь очень от этого страдает, и с трудом переносит все не удачи.
– Хорошо, – молвил Петр, – значит так! Завтра по утру отряд под командованием князя Ельчанинова выступает в направлении крепости Нотенбург, мы выступаем через пару дней, оставляя здесь небольшой отряд, который будет поджидать отряд из Белозерска, который в сторону крепости будет двигаться в этом районе.
Утром князь Ельчанинов, не смотря на ненастье, забежал в шатер царевича Алексея. Попросил у того разрешение поговорить с Андреем. Мальчишка расхохотался и позвал Золотарева.
– Мы сегодня выступаем, – проговорил Силантий Семенович, когда эстонец вышел из шатра. – Вот пришел проститься. Чай не на прогулку иду.
– Вот только прощаться не будем, – сказал Андрей, кутаясь в епанчу, по утрам было на озере холодновато, – встретимся под крепостью.
– Веришь, что все обойдется?
– Конечно, верю! Я же тебя знаю, ты по глупости в драку не полезешь. Государь велел разведку произвести, а это подразумевает, что вы должны узнать не только обстановку, но и не выдать присутствие русской армии в пяти днях пути от крепости.
– Что верно, то верно. – Согласился князь.
– Мой совет Силантий Семенович, – предложил Андрей, – вы наблюдайте, а за день до подхода армии государя, возьмите языка.
– Кого? – не понял князь.
– Человека, от которого можно узнать сведения об обстановке в городе.
– А, понял, – улыбнулся Ельчанинов.
Они еще по-приятельски обнялись, и князь ушел. Андрей проклял этот дождь и вернулся в палатку. Царевич разговаривал с Онегиным, тот что-то интересное рассказывал, отчего Алексей подпрыгивал и восклицал:
– Не может такого быть.
С бывшей шведской шнявы спустили на воду карбас. Князь Ельчанинов, сидя на носу лодки, смотрел на берег. Ему казалось, что больше он этих мест не увидит. Неожиданно он понял, что нахлынули неприятные чувства, и попытался их отогнать. Преображенцы подняли парус, и карбас понесло в сторону западного берега озера.
– Где-то там, чуть севернее должен быть вход в устье реки Свирь, – проговорил один из солдат, что сидел рядом с князем.
– А ты откуда знаешь? – Поинтересовался Силантий Семенович.
– Я отсюда родом ваше благородие, – ответил тот. – Мой дед отец проживал недалеко от Вознесенского монастыря, что как раз находится на правом берегу Свири.
– Значит, неплохо должен знать здешние места. – Сделал вывод Ельчанинов. – Будешь мне помогать. Кстати, как тебя звать?
– Никифор Стахеев, ваше благородие.