Волонтер
Шрифт:
– Спасибо, Артем Андреевич. – Алла перехватила его чуть насмешливый взгляд и поправилась: – Да, просто Артем.
– Ты могла бы это узнать у меня по телефону, Алла, а также по Интернету. Не жаль потраченного времени?
– Нет.
– Должен сказать, что восхищен твоей преданностью. Немногие сейчас способны всегда быть рядом с другом и не оставить его в беде.
– Я давно знаю Женю, – сказала Алла. – Кстати, возвращаясь к вопросу о моем значке. По мере сил и возможностей я помогаю тем, кто не в состоянии поддержать себя сам. В одной из больниц познакомилась
– «Поделись сердцем» – это ваша организация?
– Благотворительный фонд, – пояснила Алла. – Мы часто организовываем и проводим благотворительные акции, спортивные мероприятия, концерты известных артистов. Вырученные деньги идут на операции тем, кто находится на грани и потерял последнюю надежду. В это трудно поверить, но в мире есть очень много людей, готовых помочь нуждающимся, Артем. Жаль только, что эта помощь не всегда успевает. Бывает так, что человек умирает.
– К сожалению, в этой жизни очень много несправедливости. Поверь, Алла, мне приходится сталкиваться с этим каждый день, причем по многу раз, – сказал Артем, когда она закончила. – Вы молодцы, что делаете такое хорошее дело. Но не сочти меня циником. Твоих сил не хватит на всех. Как и тех чувств, которые ты испытываешь, когда на твоих глазах страдает человек, особенно ребенок. Ты не сможешь разорваться на части в своем стремлении всем помочь.
– Это что же, вы меня отговариваете, что ли? – Алла вспыхнула, вновь перешла на «вы».
Павлов примирительно поднял ладони и сказал:
– Отнюдь. Просто в твоих глазах я увидел что-то вроде надрыва. Ничего не подумай, но от человека с таким взглядом словно исходят флюиды. Мол, я готов к самопожертвованию. Хоть в костер броситься. Мне ничего не надо, главное – цель. Только она!
– Я всегда страдала излишней эмоциональностью, – медленно проговорила девушка и подлила себе зеленого чая из крошечного чайника. – Ничего не могу с собой поделать. Если я за что-то берусь, то всецело растворяюсь в этом. И душой, и телом.
– Осмелюсь спросить, что повлияло на твое решение, Алла? Это… была потеря близкого тебе человека?
– Ты прав, – ответила девушка, и голос ее стал прохладным. – Отец умер на моих руках три года назад. Не дождался донорской почки. Проработал сорок лет на заводе, а в старости оказался никому не нужным, кроме меня. Наша мама умерла, когда мне исполнилось шесть лет.
– Мне очень жаль, – тихо проговорил Павлов.
– Все в порядке, Артем, – сказала девушка и чуть улыбнулась. – Спасибо, обед был вкусным.
Павлов расплатился и предложил Алле подвезти ее.
– Спасибо, мне тут совсем рядом, – отказалась она и пристально посмотрела ему в лицо. – В моих глазах ты разглядел мученицу. А вот я ничего не вижу. У всех адвокатов такой взгляд? Мол, соблюдай дистанцию, да?
Они одновременно рассмеялись.
– Надеюсь, ты не пожалела об этой встрече, – сказал Артем.
– Конечно, нет. Я, в свою очередь, надеюсь, что она не будет последней.
Прежде чем он успел еще что-то сказать, девушка крепко сжала
Взаперти
Владимир нервно бродил по комнате. За двое суток, проведенных в заточении, он выучил здесь каждый квадратный сантиметр. Симонов чувствовал, что его тело, привыкшее к физическим нагрузкам, начинает постепенно застаиваться, прямо как продукт, который положили в холодильник и забыли о нем. Мышцы требовали вернуться к тренировкам, но в сложившихся условиях парень мог качать пресс, приседать и отжиматься.
А еще Владимир постоянно ходил. Собственно, «ходил» – громко сказано, учитывая размер палаты, в которой он обитал. Пять шагов от койки до двери. Четыре от двери до унитаза. Пять от унитаза до столика. Четыре до койки. Потом снова, снова и снова.
Кормили его хорошо, но пища была какая-то бездушная, пресная, словно ее готовил робот. Парень набивал себе живот, не ощущая при этом никакого вкуса, часто с грустью вспоминал мамин борщ и домашние котлетки с жареной картошкой.
Телевизор юноша почти не смотрел. Музыкальные клипы и сериалы крутились все время одни и те же. Вскоре его уже начинало выворачивать наизнанку, как только на экране появлялись до тошноты знакомые физиономии или слышалась заезженная песня.
Головные боли продолжали его беспокоить. Они накатывали внезапно, как волна, и так же неожиданно отступали.
Владимир вдруг замер на месте, дотронулся до лба, слегка влажного от пота. Парень нахмурился, будто вспомнил о чем-то.
– Я всегда чувствую себя хуже в одно и то же время, – вслух пробормотал он. – Только… – Молодой человек поднял голову и посмотрел наверх.
Оттуда, из угла, пульсируя красным, на него бесстрастно взирал рубиновый глаз. Володе не составило большого труда сделать вывод, что в палате установлена видеокамера.
Он скорчил рожу и вполголоса спросил неведомо кого:
– Что, весело наблюдать за мной?
Пациент вернулся к койке, сел на смятую постель и подумал, что пора как-то выбираться отсюда. Он мысленно прокрутил эту идею еще раз, будто опасаясь собственной дерзости.
Взгляд юноши переместился на дверь, и в ту же секунду в замке заскрежетал ключ.
– Доброе утро, Володя. Как ты себя чувствуешь?
Снова эта Марина Игоревна.
«Непрошибаемая женщина, – подумал парень, глядя на ее глубокие глаза, обрамленные густыми ресницами. – Интересно, как она выглядит?»
Иногда он фантазировал, рисовал в своем воображении лицо этой врачихи. Она общалась с ним как с ребенком, терпеливо и внимательно, почти во всем всегда соглашалась. Но когда дело доходило до каких-то просьб или даже требований, женщина мягко опускала руку ему на плечо и говорила:
«Я тебя прекрасно понимаю, но…»
Или так:
«Володенька, мы все тут хотим лишь одного – чтобы ты поскорее излечился. Поэтому…»
Далее следовал очень логичный и обоснованный отказ.
«Она держится так, словно я псих», – пришло вдруг ему в голову.