Волонтер
Шрифт:
– Конечно-конечно. Это русский парень, только что закончивший школу. Возраст – восемнадцать лет. Абсолютно здоров, подходит вам по всем иммунобиологическим параметрам.
– Как он погиб? – спросил Джеймс.
Виктор Анатольевич на мгновенье замешкался, потом проговорил:
– Этот юноша попал в серьезную аварию. Он долго находился в коматозном состоянии. Его мозг умер час назад, но сердце просто идеально для вас. Это самый лучший вариант, господин Оутис. Во всяком случае в вашей ситуации. С сердцем этого парня вы проживете не
Джеймс сухо кивнул. Ему не нравился этот толстяк с лоснящимся от пота лицом и бегающими глазками.
– Увидимся через несколько часов. – Коробов напоследок выдавил из себя улыбку и протянул руку Джеймсу, но тот едва коснулся его ладони.
Виктор Анатольевич вышел из палаты, а Джеймс внезапно представил себя во время операции. Он бледный, грудная клетка вскрыта, из нее торчат какие-то трубки или провода. Хирург брезгливо кидает в урну его старое изношенное сердце. Вот ему несут новое, крепкое, живое, трепещущее.
И вдруг…
– У меня плохое предчувствие, Марфин, – прошептал он.
– Все будет о’кей, мистер Оутис. Вы просто устали и нервничаете.
Из груди Джеймса вырвался вздох.
В заточении
– Артем, очнись!
Павлов с огромным трудом приоткрыл глаза. Ему казалось, что его веки были склеены едва ли не намертво. В голове стоял шум, пульсирующая боль походила на волну – прибой, откат, прибой, откат. Ему кое-как удалось приподняться и окончательно открыть глаза.
– Живой! – с облегчением вырвалось у Аллы. Она сидела на полу, подобрав под себя ноги.
Правая рука девушки была пристегнута к трубе отопления. Павлов хотел подняться на ноги. Он не сразу заметил, что скован точно таким же образом.
– Как ты тут очутилась? – спросил Артем.
Алла, запинаясь, рассказала ему, как влипла в эту ужасную историю.
Павлов подергал рукой, проверяя надежность трубы. Она завибрировала, сверху посыпалась штукатурка. Сталь наручников вгрызлась в кожу, но адвокат не обратил на боль особого внимания. Возможно, ему удастся вырвать трубу.
– Я же написал тебе – никакой самодеятельности!.. – начал он, но поймал умоляющий взгляд девушки и не стал продолжать. Что сделано, то сделано.
– Где Коробов?
– Я не знаю. – Алла вздохнула. – Когда тебя втащили сюда, он заглянул всего на минуту. – Она всхлипнула и полепетала: – Артем, Коробов сказал, что это последняя ночь для нас.
Павлов повернул голову в ее сторону.
– Не паникуй. Мне такое тоже говорили, причем не один раз. Как видишь, пока жив. Где мы находимся? Ты в сознании была, когда здесь оказалась?
– Это подвальное помещение. Что-то вроде склада.
Артем огляделся. Вся комната действительно была заставлена какими-то коробками.
– Сколько примерно я был в отключке? – спросил он.
Алла наморщила лобик.
– Точно не скажу, но примерно минут двадцать.
– Держись. Нас скоро освободят.
– Артем,
Павлов собирался сказать ей что-то успокаивающее, но тут дверь неожиданно распахнулась.
– Опа!.. Уже очухался? – самодовольно ухмыляясь, спросил Коробов, неторопливо снял пиджак и повесил его на крючок у двери.
– Я думал, вы умнее, Виктор Анатольевич, – сказал Артем. – Вы хоть понимаете, что сами себя загнали в угол?
Мясистое лицо Коробова пошло красными пятнами.
– Я тебе покажу угол! Где все документы? У тебя в офисе ни фига нет! А в папке только чистые листы! Ты молоком пишешь, или интервью у меня брать собирался?
– Отнюдь, – возразил Павлов. – Это не я буду писать, Виктор Анатольевич, а вы сами.
– Совсем сбрендил! – Коробов покрутил пальцем у виска. – Видишь, Алла, с кем ты связалась? Что я писать должен?
– Чистосердечное признание. Поверьте, Виктор Анатольевич, это самое лучшее, что я могу вам предложить.
– Дурак! – заявил Коробов и усмехнулся: – Робин Гуд, понимаешь. Все продолжаешь верить в торжество закона. – Он подошел вплотную к Павлову. – Много ли ты знаешь о том, что тут происходит?
– Вам страшно? – благодушно спросил Артем, глядя прямо в глаза Коробова, налившиеся кровью. – Я же вижу. Снимите с нас наручники, пока еще не поздно.
– Павлов, ты еще глупее, чем я думал. – Коробов покачал головой. – Не пройдет и пары часов, как я уберусь отсюда. У меня три загранпаспорта и как минимум десять мест, где можно спокойно отсидеться, парень. Через пару лет я вернусь и организую новый фонд. Понял? Я просчитываю все шаги заранее, как в шахматах. Только ты этого не увидишь, поскольку уже безнадежно проиграл партию. Знаешь, что я сделаю, если ты сейчас будешь молчать? Эй, я тебе задал вопрос! – Он повернулся к Алле.
Девушка съежилась в комочек, стараясь не встречаться с ним взглядом.
– Я ее раздену прямо при тебе, а потом займусь всем остальным на твоих глазах. Хочешь? – Голос Коробова был ядовитым и приторным, как отравленный сироп.
– Нет, нет, – забормотала Алла, пытаясь как можно сильнее вжаться в угол, желая раствориться в стене. – Вы сошли с ума!
Коробов шагнул еще ближе, присел и погладил Одинцову по щиколотке. Она взвизгнула и отдернула ногу так резко, словно по ней полз скорпион. Виктор Анатольевич хохотнул.
– Перестаньте, – бросил Артем. – Что вас интересует?
Коробов развернулся к адвокату и спросил:
– Как ты вышел на нас?
Губы Павлова тронула усмешка.
– Если бы полиция проявила бы чуть больше внимания к исчезнувшим людям, то у вас давно начались бы проблемы. Вы прокололись с Симоновым. Ваш врач, Осипов, топорно сработал. Сколько у вас таких умников, Виктор Анатольевич?
– Кажется, ты забылся, парень. Вопросы тут задаю я. Как ты узнал про Назу?
Артем глубоко вздохнул и проговорил: