Волшебная чернильница(Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка)
Шрифт:
— Пошел вон! — воскликнул Ластик-Перышкин, потянувшись за чернильницей. Теперь она была уже не раздувшейся, а снова обыкновенной, граненой чернильницей.
— Не боюсь я твоей чернильницы, — оскалился Зубарь. — Я сам из чернильницы, забыл? Только палкой можно отбиться от злого пса, запомни!
Ладно уж, ладно, заведет себе Ластик-Перышкин палку, сучковатую, яблоневую. В другой раз он тебя, негодник, так отделает, что костей не соберешь.
— А теперь вон отсюда!
— Ухожу, но не потому, что ты гонишь, —
Зубарь скок — и уже у двери. Писатель испугался: такой быстроногий, пожалуй, сразу поймает Колобка и Колышка.
— Погоди, хоть умылся бы! Ты весь в чернилах…
— Ну что ж, — Зубарь приостановился и заворчал. — Умываться иногда приходится и собакам!
Радуясь, что удалось задержать пса, Ластик-Перышкин повел его в ванную. Зубарь отвернул кран, сунул под струю одну, потом другую лапу, и готово — уже помылся!
— Здесь так чисто, что выть хочется, — возмутился пес в ванной. — Жаль, не укусишь эти белые плитки. А то бы я им показал! Гав-гав-гав!
Пес с лаем убежал, снова желтый, как песок, только с посиневшими от чернил ушами, похожими на голубые астры.
А у волшебника саднил укушенный палец, голова гудела. Он уже хотел лечь и немного отдохнуть, но чернильница опять закипела, забурлила, и на пол посыпались спички.
— Где Колышек? Ты не видел Колышка? Подавай нам Колышка! Подавай! Подавай!
Писателя даже пот прошиб, когда он увидел эту шайку. Снова враги, и как их много!
Ластик-Перышкин соврал бы, что Колышка тут вовсе не было, да опять помешала борода.
— Не жгите Колышка, — с грехом пополам выговорил он, крепко схватив бороду, чтобы не затыкала рот. — Он такой любознательный, проворный. Если вам так уж хочется жечь, я могу дать старые, ненужные рукописи!
Но оказывается, эти спички не проведешь!
— Старые рукописи сами истлеют. А нам подавай новые, свеженькие!
Самую новую рукопись писатель не мог предать огню. Ведь в ней он описывал Колышка и Колобка!
— Ну что вам дался этот Колышек? Почему вы хотите превратить его в пепел?
— Хи-хи-хи! Не знает почему, а еще столько книг прочел и написал! — тоненько захихикали спички и на радостях пустились в дикий пляс.
Натоптавшись, напрыгавшись по паркету, спички уморились.
— Если ты деревяшка, так и будь деревяшкой, пока тебя не сожгут! — тяжело дыша, сказала предводительница спичек Горячка. О том, что это она и есть, свидетельствовала ее разбухшая, набитая серой голова.
— И поэтому вы хотите сжечь Колышка?
— А ты думаешь, потому что он белый? Мы сами беленькие… Хи-хи!
Весело, шумно
И, знаете, что еще они сказали, эти веселые лиходеи?
— Постепенно мы все-все сожжем и сами сгорим!
Ластик-Перышкин так и застыл с раскрытым ртом.
Какие у них черные, набухшие головки!
— Так, может быть, вы помоетесь? — немного придя в себя, предложил он спичкам, так как они тоже были в чернилах.
Спички в один голос ответили:
— Если спичка хоть единственный раз вымоется, она погибла. Мы никогда не моемся, и потому такие могущественные!
Тут спички спохватились, что слишком долго задержались у писателя, и, построившись гуськом, вышли за дверь.
Каким долгим-долгим был этот день! Как много гостей побывало у Ластик-Перышкина! Он так устал, что не мог уже ни о чем думать. Укушенный палец распух, перед глазами мелькали черноголовые спички, кружились в странном танце, похожем одновременно и на старинную польку, и на твист.
— Эй, ты спишь, что ли? — разбудил его кто-то, дернув за ногу.
Писатель в самом деле задремал.
Открыв глаза, он увидел крота. Настоящего крота, волокущего по полу телефонный аппарат и смотанные клубком провода. Правда, этот телефон был похож скорее на большую старинную табакерку, а провода— на тугой моток льняных ниток. Такие телефонные аппараты, вероятно, еще не вышли из моды в сказках.
— Откуда ты взялся? — зевнув спросил Ластик-Перышкин и протер глаза.
— Оттуда, — крот кивнул на чернильницу и в свою очередь осведомился: — Если не секрет, здесь были пес и спички?
— Были, были, — борода снова взъерошилась и не дала писателю соврать. — А ты тоже враг Колышка и Колобка? — спросил он у залитого чернилами крота. — Будешь кусать? Жечь их?
— Они мне ни враги, ни друзья. Ни кусать, ни жечь их я не буду. Я люблю распутывать провода, соединять и разъединять их. Видишь ли, я техник-любитель, и сейчас исполняю обязанности связиста.
— А для чего эта связь?
— И вы еще спрашиваете? Вы — волшебник? Для того, чтобы спички и собаки могли согласованно провести операцию по окружению беглецов.
— А что тебе за польза от этого?
Крот поднял на лоб бинокль. Он носил не очки, как все, у кого слабое зрение, а бинокль. И бинокль у него, наверное, тоже был сказочный: свернутый из бересты, в которую вставлены рыбьи пузыри.
— Лично мне? Никакой пользы. Все ради техники. Проверяю аппаратуру. К тому же, я слыхал, что они — выскочки.
— Что еще за выскочки?
— Ну, такие, которым не сидится на одном месте, не лежится в колыбели. Кто сломя голову несется, сам не зная куда. Если уж живешь в сказке, то в человеческий мир не суйся!