Волшебная гайка
Шрифт:
— Здравствуй, Вова Крючков! — обрадовалась я. — С Новым годом тебя! Желаю тебе здоровья, успехов и большого личного счастья. И чтобы у тебя появилось то, чего у тебя нет, но про что у тебя все время спрашивают.
— А? — прикинулся Вова непонимающим. — Про что у меня все время спрашивают?
— Про то самое, — говорю я.
— Про какое? — говорит он.
— Которое тыр-тыр-тыр.
— Тыр-тыр-тыр? — делает он еще более удивленный вид.
— Ага, — говорю я с нежной улыбкой, — тыр-тыр-тыр. Мягкий снежок падает. Малышня с горки катается.
В окнах огоньки на елках горят.
Вот ведь Вова! Никак не желает сдаваться. Я прямо так себе все отчетливо и представила. Только он трубку положит, снова звонок. «Какой еще такой гоночный мотоцикл? Нету и никогда у меня не было никакого американского гоночного мотоцикла». Вовин папа, наверное, плюнул, поругался с мамой, отвесил сыну затрещину и ушел встречать Новый год к друзьям. У Вовиной мамы подпрыгнуло, наверное, давление, и она даже не смогла подняться к столу. Вовины дедушка с бабушкой заперлись в свою комнату, заложили дверь подушками и включили на полную громкость телевизор. А Вова во двор удрал. И от звонков, и меня встречать.
Впрочем, может, у него и нет никаких дедушки с бабушкой.
— Звонят? — наконец, не выдержав, спросила я.
— Кто? — снова прикинулся Вова.
— Да про мотоцикл.
— Про какой мотоцикл?
— Про американский, — сказала я. — Ладно тебе. Будто не понимаешь. Это ведь я тебе с мотоциклом устроила. Здорово тебе за него влетело?
— Люд! — раздалось тут за моей спиной. Оглянулась — брат Петя. Я и не узнала его по голосу.
Голос у него прозвучал как-то растерянно. А за руку Петя держал свою девушку Наташу. В ушах у Наташи, как ледышки, поблескивали прозрачные серьги.
— Да ты что, Люд? — тихо сказал брат. — Неужели ты всерьез тогда подумала? Я ведь… разыграл тебя тогда с объявлением. Не давал я никакого объявления. Пошутил я.
— Пошутил? — обомлела я. — Как… пошутил? Ты ведь при мне…
Но Петя уже тащил свою Наташу за руку к парадной. Он тащил ее и приговаривал:
— Раз сказал, что сегодня познакомлю, значит, все равно познакомлю. Со всеми сразу: и с мамой, и с папой, и с бабушкой. Хватит нам таиться. Сегодня самый день для знакомств.
Я кинула взгляд на Вову. Что же он теперь обо мне подумает? Но к Вове Сережа подгреб, тот самый, который Морожа. Подгреб и говорит:
— Идем?
— Идем, — отвечает ему Вова и смотрит на меня насмешливыми глазами.
— Там в двенадцать начало? — спрашивает его Морожа, который вообще меня не замечает.
— В двенадцать, — говорит ему Вова.
И они ушли. Словно я была вовсе не я, а обычный бетонный столб, который вежливо обходят, чтобы о него не стукнуться.
Но меня вообще-то не это убило больше всего. И даже не идиотская Петина шутка с объявлением. Меня обидней всего задело Петино «со всеми». Он, видите ли, срочно решил познакомить свою Наташеньку со всеми. Но зачем же тогда, если со всеми, перечислять с кем? Будто и так не ясно, что все — это и есть все, без какого бы то ни было исключения.
Закон физики
Снаряд
— Да, конечно, — загундосил Юрик. — Если ты подглядываешь.
— Подглядываешь, — прошипел я и, подняв голову, посмотрел на Еву Семеновну. — Не подглядываешь, а оперативная разведка.
— «Е» четыре, — буркнул Юрик. Я нажал пальцем на кончик носа.
— Ку-ку.
Его разведка хлопала ушами. И контрразведка тоже. Юрик умел только соглашаться да хлопать ушами. Разве с таким интересно играть в морской бой? Это не то, что с моим бывшим другом Стасом Карповым. Тот бы сразу бучу поднял и стал меня воспитывать. Стае под любую пустяковину подводит принципы и на каждом шагу выдает: «Это нечестно», «Это надувательство!»
Прямо тюкнутый какой-то. Физиономия, точно он доклад в Академии наук делает, и очки на носу. Родители у него люди как люди, а сынок непонятно в кого. Даже улыбается раз в неделю по обещанию.
Но с меня хватит! Пусть он воспитывает кого-нибудь другого. Найдет себе глупенького и воспитывает. А мне и с Юриком превосходно. По крайней мере, человеком себя чувствую.
От Евы Семеновны нас с Юриком прикрывали два электроскопа. В пыльных бутылках висели листочки. Сквозь неровное стекло не было видно ни красивой Евиной челки, ни ее яркого шелкового галстука. В бутылке вытягивались и плавали мутные пятна.
Старшая пионервожатая боялась, как бы мы не разбежались, и после урока физики задержала наш класс в физическом кабинете. Теперь она произносила речь.
— Где же ваша сознательность, — вещала Ева, — если по металлолому вы до сих пор плететесь на последнем месте?
О высокой сознательности Ева может говорить двадцать пять часов в сутки. И еще о сборе макулатуры и железного лома. С тех пор, как Ева появилась у нас в школе, мы все время что-нибудь собираем. Мы заделались крупными специалистами по сбору металла, бумаги, тряпок, пузырьков, лекарственных трав и даже сосновых шишек.
— Вот звено Станислава Карпова поступает правильно, — сказала Ева. — Сразу видно, что Карпов дорожит честью школы. А Олег Зверев? Что думает твое звено, Олег?
Я выглянул из-за бутылки. Нашла тоже, кого мне в пример ставить! Мне в пример — Стаса! Специально, конечно. А что мое звено? Мое звено перетаскало из дома все утюги и сковородки. И все чердаки очистило. И потом не можем же мы думать об одних железяках. У нас и другие дела есть.
Но я ей, разумеется, ничего про другие дела не сказал.
Ева смотрела на меня. Она ждала ответа. И тут мне будто что стукнуло.
— Не беспокойтесь, Ева Семеновна, — сказал я, — у нас на примете целая тонна железа есть. Перевезти только осталось.
Стас оглянулся и хмыкнул. Я терпеть не могу, когда он хмыкает. У него даже очки на носу подпрыгивают от хмыканья.
— А может, и все полторы тонны, — упрямо добавил я. Очки у Стаса прыгнули еще выше. Но я показал ему язык, и он отвернулся.
Юрик вылупился на меня так, словно я был не я, а какой-нибудь император Наполеон. В глазах у Юрика светился восторг.