Волшебная нить
Шрифт:
Натолкнувшись на холодный взгляд, Левушка несколько растерялся, однако многочисленные барышни тотчас вовлекли его в игру, затормошили, требуя участия, увели куда-то. Ей бы вздохнуть с облегчением, да не тут-то было. Катя вновь ощутила, как натянулась нить, как заныла душа, будто у нее отняли часть жизни. И, несомненно, ревность, это злое наваждение, вновь завладело бедной девой. Мстительные мечты пронеслись в ее голове. Остерегитесь, сударь! Как бы не пришлось горько сожалеть, что заставили терзаться юную особу!
Впрочем, чем она могла пригрозить? Холодностью и неприступностью? Да в силах ли она сама
– Катя, о чем размечталась?
– услышала она голос Наташи и с недоумением обернулась.
На нее смотрели и чего-то ждали. Катя растерянно взглянула на подругу. Наташа держала в руках Катин цветок.
– Этому фанту велено выйти на двор и принести снега!
– со смехом растолковала Наташа.
– Зачем?
– удивилась растерянная девица.
– Таково веление по игре!
– смеялась Наташа непониманию подружки.
– Исполняй же, Катя!
Барышни взялись растолковывать непонятливой девице условия игры, поднялся нестерпимый шум. Левушка внимательно следил за происходящим, пряча в уголках губ лукавую усмешку. Катя дернула плечами и отправилась исполнять глупое поручение.
Как была, в легком, воздушном платье, она вышла на крыльцо. Нужно было спуститься со ступенек, чтобы зачерпнуть снега. Мороз, окрепший к ночи, пробирал до костей. Катя не чувствовала никакой преграды холоду в своем эфирном одеянии. К тому же ей было страшно.
У крыльца горел фонарь, но дальше, где аллея, тьма угрожающе сгущалась. Катя не к месту вспомнила Григория и задрожала еще сильнее. Едва ступив на землю, она тотчас промочила атласные туфельки. Зачерпнув снега, намочила и перчатки. Дрожа как осиновый лист, Катя лепила снежок, и вдруг что-то мягкое обрушилось на ее плечи. Бедняжка вскрикнула от ужаса, уронив снежок, и, сбросив с себя это нечто, закрыла лицо руками.
– Я принес вам шубу, вы замерзли, - услышала она и только тогда обернулась.
Перед ней стоял Бронский. Он молча поднял шубу и вновь накрыл плечи юной особы.
– Простите, я напугал вас, - пробормотал юноша, крепче запахивая шубу на Кате.
Однако она не перестала дрожать. Волнение, нервное напряжение виной тому, что произошло следом. Катя воскликнула:
– Ах, оставьте меня! Ваше преследование несносно!
И тотчас, рассердившись на себя, она поспешила на крыльцо. Бронский нагнал ее в три прыжка и вырос перед ней, преграждая путь. Девушка гневно подняла глаза и...Голова ее закружилась, взор помутился. Юный Лев страстно припал к ее губам, прижимая несчастную жертву к колонне. Катя силилась бороться с ним и с собой, но отрава поцелуя проникла в ее сердце, лишив последних сил. Лишь случайность спасла безумцев. Угасающим сознанием Катя уловила далекое ржание лошади и тотчас в испуге отпрянула от разгоряченного юноши. Ей почудилось, что Григорий где-то рядом!
Бронский все еще был безумен.
– Катя, - пробормотал он сквозь зубы, но девушка в страхе метнулась к двери, увлекая за собой молодого человека.
– Идемте же! Скорее!
– умоляла она.
– А снег?
– спросил он, пьяно усмехаясь.
– Что снег?
– не поняла Катя. Она уже забыла, для чего оказалась на морозе.
Впрочем, в зале тоже забыли о фантах, увлеченные новой игрой. Только Наташа приметила, что Катя вернулась со двора сама не своя.
– Господи, да ты вся дрожишь! Ноги промочила!
– ахнула она, оглядев подругу.
Стуча зубами, Катя попросила:
– Отведи меня в мои покои. Верно, я заболела.
– Помилуй, Катя, мы же рядиться сговаривались!
– опешила Наташа.
– Уж и тройки заложены, чтобы ехать по гостям. Дворня и та наряжается.
Взволнованная Катя помедлила. Соблазн удивить Бронского необычным костюмом был так велик, что она сдалась:
– Что ж, поедем кататься... Вот только ноги согрею!
Наташа обрадовано чмокнула подругу в щеку:
– То-то же!
18.
Марья Алексеевна Денисьева спала, уронив французский роман на подушку и не погасив ночника. Сквозь сон она слышала невнятные голоса, звон упряжи, ржанье лошадей. В доме забегали, засуетились, и хозяйка подняла голову от подушки, прислушалась. Уж не разбойники ли? С лета объявилась в лесу шайка. Предводитель их храбр и жесток. Сказывали, они не только на дорогах грабят, но и на усадьбы нападают.
– Матушка, ряженые приехали!
– доложила из-за двери нянька Василиса.
– Что делать-то? Принять ли?
Марья Алексеевна подскочила в удивлении. Ряженые? Кто бы то мог быть? Уж не обещанный ли Катин сюрприз?
– Принять, принять!
– крикнула она в сторону двери и забегала по комнате, спешно одеваясь и приводя себя в порядок.
Домашнее платье не подойдет! Марья Алексеевна лихорадочно перебирала платья, старенькие, давно вышедшие из моды. Она и не вспомнит, когда в последний раз наряжалась, когда у них были гости. Нечего, нечего ей надеть на праздник! Бедняжка уж было отчаялась, но под руку попалась старая кружевная косынка, которая освежала лицо и придавала любому платью нарядный вид. Подумав один миг, дама достала из сундука старинную турецкую шаль, в которой еще маменька ее блистала на балах в Петербурге.
Облачившись в коричневое платье из тафты, Денисьева украсила его косынкой и шалью. Причесав на пробор темные волосы, она заколола их в шиньон. Достав из туалетного столика накладные букли, примерилась, глядя в зеркало. Нет, не годится! Бог с ними, с локонами. Открыв заветную шкатулку, подумала-подумала и убрала шкатулку на место. Разбойники шныряют в округе, надобно быть осмотрительней. Да и не девочка уж, чтобы производить впечатление. Перекрестилась перед образами, Марья Алексеевна в последний раз взглянула на себя в зеркало, глубоко вздохнула и покинула свою комнату.
Войдя в гостиную, она стала свидетельницей шумного веселья. Дворня вся сбежалась смотреть на ряженых. Несколько мужиков решилось внести свою лепту в общий праздник, облачившись в вывернутые тулупы и женскую одежду. Марья Алексеевна искала глазами Катю и все не находила.
– Маменька, да вот же я!
Неужели этот юный улан с тонкими закрученными усами и румянцем во всю щеку и есть ее Катя? Марья Алексеевна всплеснула руками и рассмеялась, качая головой. Рядом возникла Наташа Давыдова в сарафане и кокошнике, что ей весьма пристало. Мелькали знакомые и незнакомые лица, вымазанные жженой пробкой, свеклой, сурьмой. Ряженые пошли в хороводе вокруг них. Марья Алексеевна смеялась, разглядывая причудливые фигуры, как вдруг переменилась в лице, побледнела.