Волшебница-самозванка
Шрифт:
Ив едва платком не подавился. Я едва не прослезилась. Ну как на такого балбеса можно обижаться? Душа-то у него вон добрая какая, за старушку незнакомую как радеет.
– Так ведь не хочет! – не удержавшись, брякнула я. – Я, говорит, благородных кровей, а ты кто!
– Ну это дело поправимое! – заверил Френ, доставая дубину. – Сейчас я его убеждать буду!
– Спасибо, сыночек, – остановила я его. – Да только я и сама за него не пойду – боюсь, леший осерчает, как узнает, что другого ему предпочла.
– Ну это другое дело, – почесав голову, согласился детина. – Тогда делай с ним,
– А вон туда под горочку и левее, – любезно указала я.
Не знаю, уж что ему понадобилось у любезной леди Делии. Неужто прослышал про девицу на выданье и решил попытать своих сил? Чем Френ не шутит! Но в любом случае то, что наши пути кардинально расходятся, не может не радовать.
Обломовка выглядела так, как будто на нее регулярно совершала набеги бригада Мамаев. Покосившиеся стены придавали избушкам сходство с Пизанской башней, крыши зияли прохудившейся черепицей, сквозь поредевшие заборчики был виден бурьян, в изобилии произрастающий на крестьянских двориках, а сам забор напоминал пасть боксера, чей голливудский оскал изрядно пострадал в нелегком бою.
Обитатели деревни во всем походили на окружающие их постройки. По улице между домами бегали худые оборванные ребятишки, от них шарахались прочь дистрофичные цыплята, а единственный конь, который щипал скудную травку у забора, мог безо всякой конкуренции претендовать на роль личного скакуна Кощея Бессмертного.
Впрочем, мы еще не видели взрослых! Вот это совсем странно. Мы выехали уже на середину деревни, а нигде не стукнул топориком домовитый хозяин, запасающий дрова, не промелькнула с ведром воды шустрая девица, не донесся звон металла из кузницы, не устроил допрос с пристрастием вездесущий староста. Казалось, все взрослое население деревни вымерло, повторив участь динозавров.
Между тем детишки обступили нас плотной толпой и на разные голоса клянчили хлебушка. У ведьмы и воина! Как же, как же, сейчас возок с пряниками подойдет, это как раз по нашей части.
– А где твой папа? – Я поймала за шкирку самого проворного из мальчишек, который мертвым грузом повис на поводьях и целеустремленно карабкался наверх, очевидно, намереваясь занять место рулевого.
– Вестимо где! – радостно отозвался тот. – Дрыхнет!
Поздновато для послеобеденного сна.
– А мама?
– Тоже мне загадка! Тоже дрыхнет!
– А твои родители? – Я тряхнула другого мальчонку.
– Дрыхнут! – радостно подтвердил тот.
– Все дрыхнут! – хором отозвались остальные ребята.
– А староста где? – вздохнула я.
– Дрыхнет, как всегда!
Что ж, если мы хотим навести порядок в этом бедламе, стоит начать именно с деревенского управляющего.
– Ведите! – велела я.
Сперва я подумала, что дети шутят, ведя нас к собачьей конуре. Уж у кого у кого, а у старосты-то, даже в самой захудалой деревне всегда имеется исправный домик, упитанные свинки и довольные жизнью домочадцы. Поэтому я не сразу поняла, что заспанная морда, покрытая бурой щетиной, собирающейся книзу клочковатой бородкой, которая показалась в окошке конуры, и есть лик местного старосты. И уж когда морда громко зевнула, щедро источая винные пары, недовольно крякнула, свесилась наружу и строго поинтересовалась, какого беса его беспокоят на боевом посту, я и вовсе растерялась.
– Как себе позволяете встречать королевское посольство? – грозно гаркнул мой верный рыцарь.
От его рыка подобие старосты вмиг выкатилось из конуры и постаралось принять вертикальное положение. С пятой попытки стало понятно, что миссия невыполнима, и мужик плюхнулся на землю, прислонившись спиной к своему оригинальному жилищу.
Покопавшись в суме, я достала склянку с отрезвляющей водицей. Бедолага решил, что ему дают опохмелиться, и, не веря своему счастью, вцепился в бутыль и скорей опрокинул ее в себя. Скрутило его так, что клинообразная бороденка расправилась веером. Мужик вытаращил на меня ясные глаза:
– Ведьма!
– Дежурная волшебница, – строго поправила я. – Почему вверенную вам деревню до разрухи довели? Почему все спят вместо того, чтобы на поле трудиться? Почему земля не вспахана, коровы не доены, дети не кормлены?
– Какие коровы, – со слезами на глазах прошептал староста. – Еще в начале зимы последняя буренка с голоду сдохла.
– Как допустили? – рявкнула я.
– Так ведь сена никто косить не хочет. Все спят вповалку с утра до вечера, а ведь какие люди были, – взгрустнул мужик.
– Как же дошли вы до жизни такой? Почему сами в конуре живете?
– Пропил, – повинился староста. – А бес его знает! Только сперва Виллис работу забросил, вслед за ним сосед его, а там и вся деревня на них глядючи взбунтовалась... Так и живем, как видите.
Ив кашлянул и выразительно повел глазами.
– Мне с моим помощником нужно посовещаться, – объявила я и отвела рыцаря в сторонку.
– Все признаки налицо, – начал он.
– Какие признаки?
– А ты подумай. На днях только словарь нечисти изучала, – подсказал он.
– Ну не помню я!
– Злыдень у них завелся. И, похоже, не один. Что осложняет дело.
– Злыдень? – припомнила я. – Это такой вредный бесенок, противоположность домового, который в дом нищету и беды притягивает, что ли?
– Он и есть, – подтвердил рыцарь. – Только странно, что он у нас объявился. Считается, что они только в Славунии живут, да и там этот вид нечисти давно вымер.
Тогда я не обратила на это замечание никакого внимания, а только удивилась:
– Как же мы его ловить будем? Он же невидимый?
– Невидимый он только для обычных людей. Кто чуть-чуть в магии смыслит, тот его всегда углядит, – пояснил Ив. – Уважаемый, – обратился он к старосте, уже успевшему наполовину влезть в конуру. – Не покажете, где изба Виллиса?
– А вон с самого краю стоит. – Мужик попятился назад и махнул рукой на покосившуюся сараюшку, которая никак не могла претендовать на гордое звание избы. Даже на фоне остальных она выглядела особенно ветхой и неухоженной.
При ближайшем рассмотрении она оказалась еще хуже. Крыльцо провалилось, и сквозь редкие уцелевшие доски пробивались соцветия сорняков. Бревна, из которых были сложены стены, кое-где прогнили, кое-где покрылись плесенью. С крыши свисала истлевшая солома.