Волшебники Гора
Шрифт:
— Вот это я понимаю, приятно округлённый живот рабыни, — усмехнулся Марк.
Не удержавшись, я пару раз хлопнул по нему ладонью. Звук мало чем отличался от того, что издаёт наполненный бурдюк. Форма, кстати, как и реакция, тоже не были непохожими.
Женщина отшатнулась.
— Если бы тебе пришлось оказаться на рынке в Тахари, — сказал я ей, — Тебя бы могли заставить выпить куда больше воды, чем этот маленький графин, прежде чем выйти на рабский прилавок.
Она отползала назад ещё немного, со страхом глядя на меня, и стараясь держать между нами максимально возможное расстояние.
— Не бойся, — успокоил её я. — В настоящее время у меня нет ни малейшего намерения, тестировать тебя на предмет живости твоих реакций.
Затем я поднял с пола кляп, до сего момента спокойно дожидавшийся своего выхода на сцену слева от неё. Расширившиеся от страха глаза Талены не отрываясь, следили за свёрнутой в плотный комок тряпкой и завязками, оказавшимися в моих руках.
— Ты ведь не первый раз, оказалась рабыней, — заметил я. — Насколько я знаю, прежде Ты уже принадлежала Раску из Трева.
Талена
— Ты ведь хорошо ему служила, не так ли? — поинтересовался я.
— Он часто наряжал меня в рабский шёлк и украшения, чтобы представить меня в самом выгодном цвете, — сказала она, — поскольку ему, гражданину Трева, нравилось владеть дочерью Марленуса из Ара в качестве рабыни, но он почти не использовал меня. Точнее, использовал, но только практически полностью для домашних работ. Казалось, он считал, что такое унижение и такие работы были подобающими для дочери Марленуса из Ара. Кроме того, я не думаю, что я особо интересовала его, особенно после того, как он добыл себе безмозглую маленькую светловолосую шлюху, прирождённую рабыню в каждом хорте её тела, которую называли Эли-нор. А вскоре Раск передал меня, женщине-пантере по имени Верна, которая увела меня в северные леса. У пантер я также служила в качестве хозяйственной рабыни, а позже была продана ими на побережье, где и попала в ошейник Самоса из Порт-Кара.
— Признаться, мне трудно поверить, что Раск из Трева не использовал тебя как рабыню, — заметил я.
— Он это делал, конечно, — не стала отрицать Талена.
— И как у тебя получалось? — полюбопытствовал я.
— Гостям он объявил, что я была превосходна, — ответила женщина.
— А Ты была таковой? — уточнил я.
— Я должна была быть таковой, — пожала она плечами.
— Верно, — не мог не согласиться я.
Я дважды встречался с Раском из Трева, причём оба раза в Порт-Каре. Надо признать, что он произвёл на меня впечатление человека, которому женщины стремятся служить без сомнений и изо всех своих сил и способностей.
— Подозреваю, что тебе пришлось изучить большую часть искусства рабыни в его палатке, — усмехнулся я.
— Нет, — отрицательно покачала головой Талена. — По большому счёту я была трофеем или политической пленницей. Я больше походила на свободную женщину в рабском шёлке, чем на рабыню в его лагере.
— Значит, получается, что на самом деле, — пришёл я к выводу, — кроме того, что Ты носила ошейник, тебе так и не пришлось испытать того, что можно было бы назвать полным рабством?
— Как общая рабская шлюха? — уточнила она.
— Вот именно, — подтвердил я.
— Нет! — раздражённо ответила бывшая Убара.
— Это, как мне кажется, было оплошностью со стороны Раска из Трева, — заметил я.
— Возможно, — сердито бросила Талена.
— Ничего, теперь другие рабовладельцы смогут исправить эту оплошность, — заверил её я.
— Я — Убара Ара! — заявила она.
— Нет, — отмахнулся я. — Ты — рабыня.
Заткнув и завязав ей рот, я встал на ноги и глядя на неё сверху вниз, сказал:
— Завтра придут гвардейцы, освободят тебя от цепей и вернут в Центральную Башню. Но даже в Центральной Башне Ты не должна забывать, что теперь Ты — моя рабыня. А также, советую тебе помнить, что я приеду за тобой. Когда это произойдёт? А вот этого Ты знать не будешь. Ты будешь трястись от страха, переходя из одной комнаты в другую или выходя без сопровождения коридор. А вдруг там тебя уже кто-то ожидает? Ты будешь бояться тёмных мест и теней. Вы будешь бояться высоких мостов и крыш, и избегать прогулок по ним, потому что будешь опасаться, что аркан тарнсмэна, затянется на твоём теле, утаскивая тебя в небо. Ты будешь бояться даже своей собственной спальни, возможно даже, для того чтобы открыть двери своего собственного шкафа Ты будешь звать телохранителя. А вдруг там может кто-то прятаться? Ты будешь бояться снять с себя одежду из страха, что кто-то, как-то или где-то сможет это увидеть. Ты будешь бояться заходить в ванну из страха, что тебя могут поджидать там. Ты будешь бояться спать, опасаясь, что можешь проснуться с кляпом во рту и беспомощно связанная.
Я смотрел, как из её глаз потекли слёзы, стекая по щекам и впитываясь в завязки кляпа. Она прекрасно смотрелась в цепях. Из неё выйдет соблазнительная рабыня.
— Пойдём, — сказал я Марку, и мы покинули комнату.
28. Комната
Я лежал на одеяле в маленькой комнатке, в инсуле Торбона, что на улице Деметрия в районе Метеллан. Город снаружи был погружён в тишину. Я лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Было темно. Время приближалось к двадцатому ану. К настоящему времени Мило и Лавиния должны были покинуть город. Также и Бутс Бит-тарск вместе со своей труппой, должен быть где-то в пути на север, возможно, уже на Виктэль Арии. А где-то среди их имущества, был спрятан тёмный камень, казалось бы, странный предмет для такого народа, непонятная причуда. Даже если присмотреться к нему, всё равно нельзя было бы понять, чем этот конкретный камень отличается от многих других. И всё же этот от них отличался, этот был особенным. Я часто задумывался над парадоксом Домашних Камней Гора. Многие из них выглядят маленькими и невзрачными. И всё же в честь этих камней и из-за этих камней, этих на вид простых и одновременно грозных предметов, возводились и разрушались города, сталкивались армии, рыдали сильные мужчины, империи возвышались и падали. Невзрачность многих из этих камней порой озадачила меня. Иногда я задавался вопросом, как получается, что они оказались наделены такой значимостью. Конечно, можно несколько упрощённо считать, что они символизируют различные понятия,
Иногда я думаю, что многие из Домашних Камней столь просты, именно потому, что они слишком важны, слишком драгоценны, чтобы быть оскорбленными оформительством или украшательством. А также, иногда мне кажется, их сохраняют, настолько простыми, потому что это способ сказать, что важно и драгоценно, значимо и красиво всё, и маленькие камни у реки, и листья деревьев, и следы мелких животных, и стебли травы, и капли воды, и крупинки песка, и весь мир в целом. Слово «Гор» в гореанском языке, кстати, означает «Домашний Камень». А наше обычное солнца они называют «Тор-ту-Гор», что можно перевести как «Свет над Домашнем Камнем».
Прогрохотал фургон. Послышалось фырканье тарлариона. Мимо инсулы больше не проходило караванов из столь многих фургонов как прежде. В этом не было потребности. Ар к настоящему времени по большей части был разграблен, лишён своего золота, серебра, ценностей и даже многих своих женщин и рабынь. Этот фургон, скорее всего, принадлежал какому-нибудь официальному перевозчику, имевшему лицензию или разрешение. В конце концов, комендантский час начался уже давно.
Я думал о рабыне. Нетрудно догадаться, что завтра, или, точнее уже сегодня её ждала не слишком привычная для неё ночь. Я уже договорился, что курьер передаст в Центральную Башню запечатанное сообщение завтра после десятого ана. Интересно, обнаружили ли её отсутствие? Вполне возможно. А если ещё нет, то конечно к утру обязательно обнаружат, когда её женщины придут для её омовения и облачения в одежды перед утренними аудиенциями. Могу себе представить, какой переполох тогда начнётся в Центральной Башне, как будет метаться Серемидий, бить подчиненных, ругать и грозить своим офицерам и всему Ару, опрокидывать мебель, срывать занавески, расшвыривать стилусы и свитки, разбрызгивать чернила, выкрикивать приказы, отменять их и издавать снова, требуя чтобы никакая информация не просочилась в лагерь Мирона, и ещё, и ещё. Как нетерпеливо они будут хвататься за любую подсказку. Как стремительно и как отчаянно, они должны будут отреагировать на простую записку сообщающую о местоположении Талены. Можно не сомневаться, что они, не мешкая, помчатся туда и найдут её, ту, которую они сами выбрали, чтобы она была их Убарой, прикованную цепью к кольцу, словно она теперь была не больше, чем чьей-то простой рабыней. Представляю, как они обрадуются своей находке, как торопливо будут прикрывать её простынями, как пошлют за кузнецом, чтобы освободить её от надёжных и позорных уз. Потом они в глубокой тайне вернут её обратно в Центральную Башню, чтобы ни один человек в Аре не мог узнать о том, что произошло. Она уже не позднее ана или двух, вернётся к роли Убары, и, возможно, даже будет сидеть на троне. Интересно, будет ли ей неудобно, или возможно даже будет ли ей мучить страх от понимания того безумия, в котором она была теперь оказалась, смея возвышаться на троне, а не лежать на ступенях его постамента полуголой рабыней, у ног Убара, в качестве красивой безделушки. Конечно, она должна сознавать наглость и дерзость такого акта, бояться и опасаться его последствий. Трудно себе представить какие наказания могут наложить на ней, простую рабыню, за это. Насколько же озабочена она должна быть тем, чтобы держать свою неволю в секрете. И при этом она будет знать, что в Аре есть люди которые знают о её тайне, а у некоторых из них даже будет доступ к бумагам, являющимся неопровержимым доказательством этого.
Снаружи донёсся чей-то грозный окрик. Несомненно стражник.
— Стоять! Замри!
Потом послышался топот бегущих ног. Теперь стражники по районе Металлан, как и по всему Ару в целом передвигались только парами. Насколько я понял, на улице сейчас ловили некого товарища нарушившего комендантский час.
Нет, рабыня не проведёт спокойную ночь, лежа на гладком каменном полу, голая и с запястьями прикованными цепью к её лодыжкам, удерживаемая на месте цепью за шею. Это будет разительно отличаться от удобства мягких перин и подушек кровати Убары. Думаю, что это может стать полезным опытом для неё. В прошлом, когда она была рабыней Раска из Трева, насколько я теперь знаю, она рассматривалась по-особенному, скорее не как рабыня, а как свободная женщина, удерживаемая его развлечения ради, в позорной одежде рабыни. Её там держали скорее как приз или трофей, чем как рабыню. Конечно, технически она находилась в неволе, но, как мне кажется, была при этом сильно избалована. Однако в данный момент это не вызывало во мне недовольства. Пусть эта ночь научит её тому, каков может быть удел обычной девки, такой какой, она теперь была.