Волшебники из Капроны

Джонс Диана Уинн

— Она сразу сообразит, что дело нечисто, — возразил герцог. — Скажет, что все ваши военные заклинания никуда не годятся. Придумай такое, что не связано с войной.

— Театральные эффекты для следующей пантомимы, — предложил Тонино, хотя возлагал на это мало надежд.

Он понимал, что даже герцог вряд ли может позволить себе заниматься театром, когда Капрона захвачена врагами.

— Я знаю, — заявила Анджелика. — Я сотворю заклинание.

— Нет! — крикнул Паоло. — От твоего заклинания невесть что может приключиться!

— И пусть, — сказала Анджелика. —

Зато мои будут знать, что это я, и в два счета явятся сюда.

— А если из-за твоих чар герцог станет зеленым? — возмутился Тонино.

— Ничего не буду иметь против, — примирительно вставил герцог.

Он спустился до конца лестницы и, ступая размашистыми, энергичными шагами, направился через залы и коридоры дворца. Анджелика и Тонино, разделенные его животом, продолжали выкрикивать свои доводы, держась за края карманов.

— Но ты можешь помочь мне, — прокричала Анджелика, — и твоя часть прозвучит верно. Предположим, мы споем призывное заклинание и все крысы и мыши Капроны прибегут во дворец. Если мы вместе его споем, что-нибудь да получится.

— Да, только что? — отозвался Тонино.

— Мы посвятим наше заклинание Бенвенуто, — прокричала Анджелика в надежде угодить Тонино.

Но у Тонино, который считал, что Бенвенуто лежит мертвый где-то на крыше дворца, это лишь вызвало сильнейшее сопротивление. Он крикнул, что ни за что не станет участвовать в подобном надругательстве.

— Да ты просто не умеешь творить призывные заклинания! Так, что ли? — прокричала Анджелика. — Даже мой новорожденный братик…

Они вопили так громко, что герцогу пришлось дважды шикнуть на них. И военный, спешивший к герцогу, вопросительно уставился на него.

— Нечего глазеть на меня, майор! — гаркнул на него герцог. — Если я сказал «ш-ш-ш», значит имел в виду «ш-ш-ш». У вас сапоги скрипят. Ну, что там?

— Боюсь, боевые силы Капроны отступают на юг, ваша светлость, — доложил майор. — И наши береговые батареи сдались пизанскому флоту.

Оба кармана осели: у герцога тяжело опустились плечи.

— Благодарю вас, — сказал он. — Докладывайте мне лично и впредь, как только будут новости.

Майор отдал честь, повернулся и пошел, но дважды оглянулся через плечо.

— Вот еще один, кто считает меня сумасшедшим, — вздохнул герцог. — Если я вас правильно понял, вы единственные, кто знает, где слова к «Ангелу»?

Тонино и Анджелика снова высунули головы из карманов:

— Да!

— В таком случае, — сказал герцог, — будьте добры прийти к соглашению насчет заклинания. Вам действительно необходимо выбраться отсюда и заполучить эти слова, пока от Капроны еще что-то осталось.

— Хорошо, — отозвался Тонино. — Вызовем мышей.

Сам он не считал это делом первой необходимости.

Сказано — сделано. Герцог остановился в широкой оконной нише и задымил окурком сигары, который взял из-под Анджелики, а запалил зажигалкой, взятой из-под Тонино, — чтобы прикрыть заклинание. Тонино высунулся из кармана и запел, медленно и тщательно выводя то единственное призывное заклинание, какое знал.

Анджелика

стояла в другом кармане и, воздев руки, быстро-быстро произносила заветные слова — очень уверенно и наверняка неверно. Впоследствии она клялась, что так получилось, потому что ее разбирал смех.

Тут подошел кто-то из дворцовых. Тонино показалось, что это один из придворных, смотревший их кукольное представление, но с полной уверенностью этого утверждать не мог, так как герцог немедленно прикрыл карманы клапанами и запел сам.

Весело труба играет, Ангел песню распевает, —

гремел герцог. Даже Анджелика не пела так фальшиво. Тонино стало невероятно трудно продолжать. И конечно, именно тогда и произошел сбой. Тонино внезапно овладело такое чувство, будто слова обрели огромный вес.

— Ах, Поллио! — прервал свое ужасное пение герцог. — Самое лучшее, когда горит Капрона, — хорошая песня. Так поступил Нерон, а теперь — я.

— Да, ваша светлость, — произнес придворный не очень внятно и обратился в бегство.

— И этот уверен, что я не в себе, — вздохнул герцог. — Ну что? Закончили?

Именно в этот момент Тонино почувствовал, что у него сел голос, и понял, что заклинание так или иначе срабатывает.

— Да, — ответил он герцогу.

Однако, по всей видимости, ничего пока не происходило. Герцог вполне философски заявил, что требуется время, чтобы мыши преодолели расстояние от Корсо до дворца, и продолжил путь на кухню. Насколько Тонино мог судить, там тоже считали его сумасшедшим. Герцог попросил два ломтя хлеба и два кружочка масла, которые с торжественным видом разложил по карманам, в каждый по одному. А когда он проговорил: «В правом кармане приспособление для обрезки сигар, им очень удобно намазывать хлеб маслом», — на кухне, без сомнения, решили, что он окончательно свихнулся.

И Тонино с Анджеликой услышали, как один из кухонных с сомнением спросил:

— В самом деле, ваша светлость?

Как раз в этот момент кто-то вбежал, крича о грифонах с пьяцца Нуова. Они летели через реку прямо на дворец. Последовала всеобщая паника. Все орали и вопили и в один голос утверждали, что это дурной знак — знак поражения. Тут прибежал кто-то еще с известием, что один из грифонов долетел до дворца и бьется, сползая по мраморному фасаду. Страх и смятение усилились. И тут же все запричитали, что теперь большой золотой Ангел, что на Соборе, тоже улетит.

Тонино, пользуясь сумятицей, отламывал кусочек хлеба с помощью герцогской зажигалки, когда герцог гневно крикнул:

— Чепуха!

Воцарилась полная тишина. Тонино не смел шевельнуться, потому что все уставились на герцога.

— Неужели не понимаете? — сказал герцог. — Это же вражеская уловка. Но нас, капронцев, так легко не запугаешь! Вот… вы! Пойдите и приведите сюда род Монтана. А вы приведите Петрокки. Скажете им, что дело неотложное. И чем больше их придет, тем лучше. Я буду в Северной галерее.