Волшебное свечение Ладоги
Шрифт:
– Что-то ищете? – решила обнаружить себя Беата.
Парень резко повернулся, испуг был большими буквами написан на его лице, но не только он, что-то ещё было там, пугающее и не совсем нормальное.
– Мирон помогает, – сказал он так, словно ему пять лет, – Агния теряет, а Мирон находит.
Странно, но парень внешне не выглядел сумасшедшим, и только из его несвязной речи становилось понятно, что что-то не так. Красивые локоны натурального пшеничного цвета, которым могли позавидовать модницы, свисали до плеч, делая его похожим на ангела. А если к этому
– Хочешь, помогу, ну, искать, – предложила она странному ангелу.
– Нет, Мирон всегда сам, – он, как ребёнок, замахал испачканными в чём-то руками в ответ на предложение, – Агния всегда хвалит, если Мирон находит. Мирону нравится, что его хвалят.
И, словно решив, что достаточно пояснил ситуацию, быстро вышел из комнаты.
– Дурдом, – вслух сказала Беата, закрывая компьютер.
– А вот ругаться в нашем доме не принято, – на пороге стояла Корнелия и осуждающе смотрела на гостью, – тем более если наш дом принимает вас как родную. Мирон – божий человек. На Руси издавна называли юродивых приближёнными к богу и считали, что они общаются с ним напрямую, без молитв, потому обижать их считалось большим грехом. Не начинайте с греха.
– Боже упаси, – сказала Беата, придя в себя, – даже не замахивалась на это кощунство, просто была несколько неподготовлена встретить здоровенного пятилетнего ребёнка. Обещаю исправиться и больше так не реагировать на вашу персональную связь с господом и надеюсь, что на его руках всё-таки не кровь.
– Это краска, Мирон – художник.
– Ненормальный художник, претендуете на славу Дали, плагиат.
Корнелии не понравился ответ, но она сдержалась и, хмыкнув, произнесла:
– Даже не знаю, за что такая честь, но Агния приказала поселить вас в доме.
– А что, был вариант остаться на улице? – спросила Беата, сделав испуганные глаза. – Я человек южный и к холоду отношусь отрицательно, на снегу спать не умею, имейте в виду.
– Обслуживающий персонал у нас живёт в крайнем домике, – пояснила терпеливо Корнелия.
– И даже вы? – уточнила Беата, но та ничего не ответила и лишь зло посмотрела в её сторону.
– Пройдёмте, я покажу вам вашу комнату, – взяв себя в руки, сказала помощница.
– Невзлюбили вы меня, Корнелия, а зря, – Беата поднималась на второй этаж за недовольной помощницей и с опозданием пыталась наладить контакт, – делить-то нам нечего, напишу я эту дурацкую книгу и уеду, возможно, даже до Нового года, а свой человек в Москве вам никогда не помешает. Я и билеты в театр могу достать, и экскурсию провести в Останкино.
– У вас контракт до второго января, – сухо оборвала её мечты Корнелия, – билеты в театр сейчас, в период интернета, не проблема, а экскурсию по Москве я и сама могу вам провести. Не думаю, что провинциальная девочка, сбежавшая из своего Геленджика пять лет назад, может удивить чем-то меня. Моя бабушка
– Почему вы пропустили маму? – резонно заметила Беата. – Наверняка она тоже отсиживала чьи-то знаменитые коленки?
– Моя мама дружила с самим Рудольфом Нуриевым заслушиваясь исполнением песен Высоцкого в оригинале. Пришли.
Корнелия распахнула двери комнаты и пропустила гостью вперёд. Это была стандартная гостиничная комната. Стены, как и во всём доме, были из большого круглого дерева, посередине стояла двуспальная кровать, шкаф, стол и телевизор.
– Ну так себе, – разочарованно сказала Беата, – а туалетная комната?
– Одна на этаже, – пояснила Корнелия и, чтоб избежать других вопросов, добавила: – Это не частная резиденция, это база «Берлога», которую на дни новогодних каникул сняла великая актриса Агния Орлова.
– Понятно, – примирительно сказала Беата, – провинциальной девочке, сбежавшей из своего Геленджика три года назад, прошу заметить, не пять, а всего лишь три, и не в таких «Берлогах» приходилось жить. А почему вы сказали про контракт? Ведь если я буду работать по ночам и сделаю книгу раньше, зачем мне здесь дольше сидеть, только вас буду раздражать.
Было видно невооружённым глазом, что это больная тема для язвительной с виду журналистки, поэтому Корнелия ответила ей с особым удовольствием:
– Вам в ваши двадцать восемь лет пора уже научиться читать то, что вы подписываете. Пункт 3.2.4 гласит, что вы обязуетесь находиться на базе «Берлога» до второго января. В случае обратного оплата за работу в сумме двух миллионов рублей не будет выплачена.
– Ого, – на самом деле удивилась Беата, – зато вы, как погляжу, хорошо знаете мой контракт и даже сумму, надо же.
– Странно было бы, если бы я не знала то, что составляла сама, – первый раз лицо Корнелии изменилось, и на нём появилось подобие насмешки.
– У вас есть юридическое образование? – спросила Беата, в голове решая, сможет ли она оспорить его.
– У меня три высших образования: юридическое, медицинское и техническое, – спокойно и без хвастовства ответила Корнелия.
– И как с таким багажом знаний всего лишь в домоправительницы, – усмехнулась Беата.
После этих слов лицо Корнелии стало белым. Было видно, что сейчас Беата попала в точку, в больную кровоточащую точку, слабое место пятидесятилетней москвички в пятом поколении.
– Я не домоправительница, – по слогам ответила побелевшая Корнелия. Её бесцветная, почти прозрачная кожа пошла алыми пятнами, – я тридцать лет правая рука великой актрисы Агнии Орловой. Через час ужин в столовой.
Беата была бы не Беата, если бы промолчала, видя, что попала в точку. Уже вслед уходящей Корнелии она крикнула:
– И всё же я думаю, что-то вас здесь держит. Если она у вас забрала паспорт и шантажирует, моргните два раза, я постараюсь вам помочь. Я всё-таки профессиональный журналист, а не писатель женского мыла, не такие дела раскручивала.