Шрифт:
БЕЛИНДА И БЕЛЛАМАНТ
Есть на свете такая страна, где народ очень любит, когда им правят королевы, и не слишком-то жалует королей. По тамошней традиции король может взойти на трон лишь в том случае, если в царственном семействе нет ни одного ребенка женского пола, которым всегда отдается предпочтение перед мужчинами. Я не могу вам сказать, откуда пошел такой оригинальный обычай, поскольку этого не знает никто, включая и самих жителей королевства. Известно лишь, что так повелось с незапамятных времен. Те из вас, кто не прогуливал в школе уроки истории, наверняка тут же вспомнят о пресловутом Салическом законе, на который по всякому поводу ссылаются авторы большинства учебников, но в действительности Салический закон здесь совершенно
В самом центре столичного города этой страны стоит высокая башня (гораздо более высокая, чем, скажем, та, что поднимается над зданием британского Парламента, в котором заседают депутаты, знаменитые на весь мир своим склочным характером и неумением вести себя в приличном обществе). Под куполом башни висят семь колоколов, отличающихся необыкновенной чистотой и мелодичностью звука; колокола эти звонят только в особо торжественных случаях, а именно — в дни, когда из дворца приходит известие о рождении принцессы, которая в будущем должна стать новой королевой. Все остальное время огромная колокольня простаивает без дела, ибо она была построена исключительно ради того, чтобы праздничным звоном колоколов приветствовать появление на свет наследницы престола. Кому-то это может показаться неразумным расточительством, но только не жителям той страны — что поделаешь, уж очень они любят, когда ими правят королевы.
Теперь, когда вы получили представление о месте, где будет разворачиваться действие нашего рассказа, давайте подробнее поговорим о колоколах. Не секрет, что внутри них живут так называемые Колокольные Люди — именно их голоса мы слышим, когда колокола начинают свой перезвон. Все эти байки о металлическом языке с привязанной к нему веревкой, который, ударяя в стенку колокола, якобы заставляет его звенеть, рассчитаны на малых детей и легковерных простачков. Сам по себе, без человеческого голоса, язык не значит ровным счетом ничего. Колокольные Люди, как правило, очень деятельны и энергичны. Они обожают звук собственных голосов и терпеть не могут молчать; поэтому когда в упомянутом королевстве за последние двести лет не родилось ни единой принцессы, семеро Колокольных Людей устали безмолвствовать и однажды тихой морозной ночью покинули башню в центре столицы, отправившись на поиски более привлекательных мест обитания. Один из них поселился в обеденном колоколе на пригородной ферме, другой — в школьном колоколе, подававшем сигнал к началу и окончанию занятий, да и все остальные со временем нашли пристанище там, где местные Колокольные Люди были достаточно гостеприимны и согласились ради них немного потесниться. Разумеется, пришельцы не сидели без дела, присоединяя свои голоса к голосам старожилов во всех случаях, когда у них появлялась возможность поговорить. Владельцы этих колоколов и колокольчиков, а также все окрестные жители были приятно удивлены, а один прекрасный день обнаружив, что те стали звучать гораздо громче и красивее. Ну а семь великолепных колоколов, опустевшие и безголосые, так и остались висеть под куполом башни, возвышавшейся в самом центре столичного города королевства.
Впрочем, это запустение продолжалось недолго. Как известно, хорошие дома крайне редко простаивают без жильцов — особенно если за пребывание в них не надо вносить квартирную плату, — и такие жильцы вскорости объявились. Правда, они принадлежали к тому сорту Колокольных Людей, с которыми их более приличные собраться предпочитают не иметь ничего общего.
Прежде они обитали в треснувших и разбитых колоколах, в бубенцах конских упряжек, потерявшихся во время снежной бури, или в судовых колоколах затонувших кораблей. Это были угрюмые недружелюбные субъекты, ненавидевшие труд и предпочитавшие жить в заброшенных колоколах, где никто не мог потревожить их мрачное уединение. Днем и ночью сгорбленные фигуры в одеждах из пыльного мрака и старой паутины неподвижно сидели под тяжелыми колпаками своих домов, наслаждаясь бездельем и абсолютной тишиной. Лишь изредка они переругивались между собой — разумеется, шепотом, как разговаривают Колокольные Люди, когда их колокола не звонят; этот шепот не мог расслышать никто за исключением летучих
Но вот настал день, когда в королевской семье появилась на свет долгожданная принцесса, и колоколам все же пришлось зазвонить, что вызвало неописуемую ярость их замшелых обитателей. Не звонить совсем они не могли — колокола волей-неволей подают голос, если кто-нибудь начинает дергать за веревку, — но голоса эти были истошно-визгливы и скрипучи, буквально повергнув в шок почтенных горожан и жителей близлежащих селений.
— Ну и вкус был у наших далеких предков! — возмущались они. — Повесили на колокольне черт знает что — уши вянут от такого звона!
(Как вы помните, колокола промолчали около двух столетий, так что в стране не осталось ни одного человека, слышавшего их прежнее звучание).
— Ничего не понимаю, — сказал король, обращаясь к своей супруге, — во всех старинных летописях эти колокола именуются не иначе как звонкоголосыми и сладкозвучными — лично я назвал бы их по-другому…
— Например, гадкозвучными и гнусноголосыми, — подхватила королева, морщась как от зубной боли.
— Во всяком случае это было бы ближе к истине, — проворчал король и распорядился немедленно прекратить эту какофонию.
Колокола замолчали, но их сварливые жильцы долго не могли успокоиться. Нет гнева страшнее, чем гнев закоренелого лодыря, которого вдруг заставили выполнять какую-либо работу. Во всем случившемся они винили принцессу, чье рождение послужило поводом для праздничного перезвона.
И вот, когда на город опустилась ночь, семь темных личностей в балахонах из пыли и паутины сошли вниз с колокольни, мимо беспечно дремлющих часовых проникли во дворец и столпились вокруг перламутровой колыбели, в которой спала новорожденная. Семь правых рук с коряво растопыренными пальцами и отвратительно грязными ногтями простерлись над несчастной принцессой и самый старший из Колокольных Людей (он же самый безголосый) торжественно просипел:
— Отныне ей суждено день ото дня становиться все более уродливой, и только по воскресеньям она будет красивой и привлекательной, причем каждое воскресенье — в семь раз красивее, чем в предыдущее.
— А почему не сделать так, чтобы она становилась уродливее с каждым днем, а по воскресеньям получала двойную порцию уродства? — спросил самый молодой и самый пакостный из их компании (это его визгливый голос выделялся накануне из общего шепеляво-скрипучего хора).
— Потому что не существует правил без исключений, — просипел трезвомыслящий старый злодей. — К тому же так она будет еще сильнее переживать собственное уродство, имея возможность сравнивать свой будничный облик с воскресным. Это проклятие, — добавил он, — продлится до тех пор, пока она не найдет колокол, который не может звонить, никогда не звонил и не зазвонит, поскольку он с самого начала был сделан не для того, чтобы издавать звон.
— А почему бы нам не продлить это дело навечно? — не унимался въедливый Колокольный Юноша.
— Ничто на свете не вечно, даже злые чары и основательно наведенная порча, — грустно вздохнул его умудренный жизнью коллега. — Нам придется оставить ей один маленький шанс, но это мало что изменит, поскольку она никогда не узнает о нашем условии, а если даже и узнает, то все равно не сумеет его выполнить.
За сим посчитав свое черное дело сделанным, безобразная семерка возвратилась на колокольню и занялась восстановлением своих жилищ, мшисто-заплесневелая обстановка которых сильно пострадала во время колокольного перезвона, устроенного в честь будущей королевы.
Когда принцессе исполнилось две недели от роду, король сказал своей жене:
— Знаешь, дорогая, наша дочь не кажется мне столь уж прелестной — то есть, она, конечно же, прелестна, но я думал, что она будет еще красивее.
— Не болтай глупостей, Генри, — рассердилась королева, — просто сейчас плохое освещение, и ты не можешь разглядеть ее как следует.
На следующий день — это было воскресенье — король отодвинул рукой кружевной полог над колыбелью со словами: