Волшебный дом [Магия восьмиугольного дома]
Шрифт:
Теперь на её лице снова появилась улыбка.
– И, Лорри, если хочешь, приходи завтра на чай. А ещё… – тут она потянулась в сторону высокого стола, стоявшего в тёмном углу, – принеси мне бумагу и чернила, дорогая. Я напишу записку твоей тёте. Я буду только рада, если она придёт вместе с тобой.
Лорри поднялась и пошла за бумагой. Она искренне хотела, чтобы всё действительно оказалось так, что у мисс Эшмид действительно есть, чем защититься от этого шоссе. Потому что… потому что… Лорри не могла вынести подобной мысли. Этот дом… эта комната… их нельзя,
Дом-восьмистенок справляет Рождество
Снег шёл всю ночь и утром, когда они пошли в церковь, тоже. А днём, когда тётя Маргарет и Лорри пили чай в тёплой бархатной комнате мисс Эшмид, днём выглянуло солнышко, и на снегу заплясали тысячи крошечных искр. Сабина жмурилась на огонь в камине и мурлыкала. Лорри подумала, что это очень похоже на песню, которую напевала мисс Эшмид, когда шила ошейник для кошечки.
Девочка опустилась на колени рядом с Сабиной и стала смотреть в огонь. Тот жил своей жизнью, особый мир огненных деревьев и красно-жёлтых листьев… Угли в камине тихо потрескивали, а Сабина мурчала свою бесконечную песенку.
Тётя Маргарет вместе с мисс Эшмид рассматривали вышитые картины, висящие на стенах. То есть, тётя Маргарет разглядывала их, переходя от одной к другой, и задавала сотни вопросов, а мисс Эшмид отвечала, сидя в кресле. В комнате горело множество свечей, а в окно било солнце, так что света было предостаточно. Когда тётя Маргарет сделала крут по комнате и вернулась к окну, Лорри услышала в голосе тёти нотку восхищения – …музейные экспонаты!
– Сегодня, здесь – да. Сейчас многое позабыто. Но всё это делалось с удовольствием, и те, кто делали это, гордились своим талантом. Всё это делалось не по заказу, а по велению души.
– Боже мой, какие ковры! А вышивки – это же просто чудо! О таком можно прочесть в старых книгах, но увидеть собственными глазами… А гобелены, – тётя Маргарет крутила головой из стороны в сторону, – Какое мастерство! Это просто великолепно. Я никогда не видела столь завершённой коллекции – тут многим вещам до трёхсот лет! И в таком отличном состоянии!
– О, ткань стареет под грузом лет. Но об этом можно позаботиться. Я забочусь о вещах, потому что это доставляет мне удовольствие – я ведь не часто выхожу из дома.
Но всё проходит с течением времени. Может быть, наступит такое время, когда обо всём этом позабудут. И если о них некому будет заботиться, то пусть лучше все эти работы исчезнут. А впрочем, сегодня слишком хороший день, чтобы думать о таком – солнце светит и снег искрится как бриллиант, не так ли?
Она позвонила в колокольчик и взглянула на Лорри.
– Дорогая, может быть, ты поможешь Халли? Наша бесценная Халли, для неё противни и миски то же самое, что для меня – мои иглы и пряжа. Сейчас ей так редко предоставляется возможность блеснуть своим искусством, но сегодня, как мне кажется, она превзойдёт себя. Гости на воскресный чай – это удовольствие, которого мы были слишком долго лишены.
И Лорри отправилась на кухню. Она заглядывала
"Входите". Теперь она осматривалась кругом с нескрываемым любопытством. А ведь кухня-то оказалась точно такой же, как и кухня, в которой она пряталась, когда Финеас стащил хлеб и имбирный пряник. Только в этот раз здесь собирались готовить вовсе не пирог.
Сейчас на столе стояло блестящее серебряное блюдо, с серебряной сахарницей, со сливочником, и ещё с круглым стаканом, в котором стояли чайные ложки с цветочками на ручках. Халли стояла у большой плиты, наливая серебряный чайничек кипящей водой. Она улыбнулась, заметив, как Лорри принюхивается к пряным запахам, от которых девочке сразу захотелось есть.
– Пришли помочь, мисс Лорри? Вот и славно. У Халли только две руки, а не четыре, и нет волшебной палочки, которая крутила бы за меня кастрюлями. Возьмите-ка эту скатерть да накройте чайный столик. И не уроните – там ещё салфетки, деточка. Потом вернёшься и мы разберёмся со всем остальным.
Лорри с трудом поверила, что это – обычная скатерть, взяв в руки роскошный материал с чрезвычайно красивой кружевной каймой. Но она отнесла её, послушавшись Халли, а потом сделала ещё один рейс через треугольную прихожую, на этот раз с тарелками, покрытыми салфеткой.
– Халли, да вы настоящий ху дожник! – воскликнула тётя Маргарет, когда салфетки с блюдец сняли, и под ними оказалось множество кексиков, пирожков, всяких штучек, которые Лорри и видела-то впервые. – Это выглядит слишком хорошо, чтобы съесть.
Халли рассмеялась.
– Ну-ну, мисс Джерсон, именно для этого-то их и делают. Да и мне в радость занять руки, напечь всего побольше. Мисс Шарлотта, она ведь кушает не больше птички.
– Ну, тогда ты не видела птичек, Халли, – улыбнулась мисс Эшмид. – Они клюют всё время, если есть что клевать. Когда человек стареет, его ощущения уже не так остры, как раньше. И вкус и запах больше не чувствуешь, и половина удовольствия от еды пропадает. Так что Халли сегодня просто рада угодить более признательной аудитории, чем я.
Сабина громко мяукнула, прижимаясь к широким складкам юбки мисс Эшмид. Сегодня на ней было платье такого же покроя, что и зелёное, но это было серое, а поверх платья у неё на плечах лежал огромный платок из тонких, как паутинка, кружев. Края кружев доставали почти до талии. А на запястьях блестели широкие чёрные эмалевые браслеты с маленькими цветочками, выложенными из жемчуга. Большая брошь такой же работы, с целым букетом из маленьких жемчужин, скрепляла платок.
Мисс Эшмид осторожно потянула за юбку, освобождая её от коготков, которые Сабина осмелилась запустить в складки. Браслет на её руке свободно повернулся – он был сделан не для такой исхудавшей и сморщенной руки. Мисс Эшмид покачала головой: