Волшебный фонарь
Шрифт:
Я слышал, как она всадила ему иглу.
— Больно?
— А, пустяки, — бодро ответил он.
— Чувствуете? чувствуете?
— Есть контакт! — весело крикнул он.
— Молодец, — похвалила зеленоглазая. — У вас все по методике.
А у меня каждый день повторялось: «Чувствуете? чувствуете?» И мне было стыдно, очень стыдно, что я такой бесчувственный, из ряда вон выходящий.
И самое ужасное, я постепенно уже перестал замечать ее виноградные глаза, нежный голубой овал лица, теперь я видел только длинные
И отныне, как только легко, робко прикасалась игла, я жалобно говорил: «Ой!» И когда она начинала: «Чувствуете? чувствуете?», я лихо кричал: «Контакт!»
— Вот видите, — радовалась она, — все правильно.
Так я и прошел весь курс, двадцать четыре сеанса.
И что?
Ничего! Получил путевку в санаторий «Кавказская жемчужина».
На крыльце сидели два курортника, и один из них, с лицом как бычий пузырь, жаловался:
— Я вконец распустил свой жировой обмен.
А второй, желтый, похожий на огурец, оставленный на семена, говорил:
— А я человек здоровый, если не считать повышенного давления, аритмии и еще геморроя.
— Новенький! На медосмотр, — позвали меня.
Комната ожидания была похожа на биржу — лихорадочные глаза, напряженные лица и страстный шепот:
— У вас сколько?
— Сто шестьдесят на девяносто.
— Ребенок, у меня двести.
— Я встаю, голова разламывается.
— Разламывается! Я встаю, голову не могу поднять, как гиря!
— Он не может голову поднять! Я глаз не могу поднять!
— А изжога наблюдается?
— Изжога? Пожар!!
— А кислотность?
— Катастрофа! Растворяю абрикосовые косточки!
— А у меня ноль.
— Э, не меняюсь.
Я присел на диванчик у двери врача.
— Скажите, а сколько у вас холестерина? — обратился ко мне сосед.
— Не знаю.
Он внимательно посмотрел на меня.
— А протромбинчик?
Я пожал плечами:
— А что это такое?
Мне показалось, что он даже отшатнулся от меня.
— Следующий!
За столами сидели два врача в белых халатах и быстро что-то писали на печатных бланках. Перед ними стояли голые санаторники и терпеливо ждали, пока те перестанут писать. А в углу двое быстро и как-то виновато и лихорадочно одевались, словно спасенные после кораблекрушения.
Я сказал: «Здравствуйте!», и одевавшиеся взглянули на меня затравленно, а оголенные тоскливо, и врачи, не поднимая глаз от бумаг, одновременно буркнули:
— Раздевайтесь!
Дело шло конвейером.
И я стал стесненно, будто на улице, раздеваться.
— Маргарита Нарциссовна, этот будет к вам!
Молоденькая, светловолосая, миловидная женщина даже не взглянула на меня, — она читала мою санаторную карту и хмыкала.
— Приехал радикулит лечить, — сообщил я.
— Что лечить, мы сами увидим. Венерическими болезнями болели?
— Н-нет.
— То-то, — сказала она. — Какими болезнями болели?
— Только дифтерит, но давно, еще в детстве, — сказал я, будто обкрадывая ее.
— Ничего, последствия могут обнаружиться и через тридцать лет.
Тут она впервые взглянула на меня, и я увидел ее голубые непорочные глаза. Она пощупала пульс.
— Учащенный.
И я не знал, хорошо это или плохо, и только смущенно улыбнулся.
— Дышите! Глубже! Повернитесь! Да повернитесь же! Что вы, не знаете, как поворачиваться? Дышите! Не дышите! Выше плечи, ниже грудь!
Я почувствовал себя вдруг на призывной комиссии.
Она надела на мою руку манжетку, нажала на красную резиновую грушу — раз, другой, третий — и так напряженно стала вглядываться в стрелки, что я стал смотреть на нее и мне стало не по себе.
— Да у вас гипертония! Что, вы не знаете?
— Может быть, скрытая, — оправдывался я.
— Голова болит?
— Как будто нет. — Я прислушался к голове.
— Вот тут, в затылке, ноет? По утрам?
— Сегодня утром в поезде, кажется, что-то было, — вспомнил я, — всю ночь играли в кинг.
— Покажите язык! О, у вас еще и печенка больная.
— Никогда не знал.
— Мало ли что вы не знали. Отрыжка есть?
— Как будто нет.
— Что значит «как будто»? Желудочный сок проверяли?
— Нет, доктор, уж желудок у меня луженый.
— Я в этом не уверена.
И тут я почувствовал сильный укол в левую лопатку. Я жалобно сказал:
— Сердце!..
— Неудивительно, — сказала она.
— Но это первый раз в жизни.
— Всегда бывает первый раз.
И я почувствовал второй укол, еще сильнее первого.
— Сколько вам лет? — спросила она и посмотрела в карту. — Ну что же, нормально, так и должно быть.
— Как так должно быть?
— А вы хотите, чтобы ничего не болело, — обидчиво сказала она, — так не бывает, где-то цепь прерывается.
— Так что же, теперь все время будет эта боль?
— Это неизвестно, может — да, а может — нет.
Я вышел с кучей синих талончиков — на кардиограмму, на энцефалограмму, на внутричерепное давление, на желудочный сок, на сахар, на гемоглобин, — маленьких грозных синих талончиков. Радикулит исчез, растворился, он был где-то далеко-далеко, в воспоминаниях. Какое это было хорошее время, светлое, прекрасное. А я был недоволен. Почему мы всегда недовольны?
На улице цвели магнолии, шелестели платаны, вдали, в болоте, нежно, страстно кричали лягушки. Но я уже ничего не видел и не слышал. Я прислушивался к себе, я чувствовал, как кружится голова, и я будто плавал под водой, я слышал, как странно стучало в ребра сердце, как вздувались мехами легкие, как почки перекликались: «Ау, ты еще здесь?» — «Я еще здесь!» И где-то в левом боку скрипела и плакала селезенка. Боже мой!