Волшебный камень
Шрифт:
И вдруг за его спиной раздался смеющийся голос:
— Товарищ Нестеров?
Он обернулся, чуть не задев ружьем девушку, которая стояла за его спиной, опираясь на лыжные палки. За ее плечами было двуствольное ружье, за ремень, стягивающий короткий полушубок в талии, был заткнут маленький топорик. Меховые штаны из оленьих шкур, сшитые мехом вверх, были заправлены в меховые же торбаса — высокие мягкие сапоги. Такую смешанную одежду носили и остяки и русские, занимающиеся лесным делом.
Нестеров от неожиданности опустил ружье, рассматривая ее с жадным любопытством
Она улыбалась. Большие голубые глаза ее словно впитывали в себя его удивление. Овальное, очень правильной формы и смуглое от природы или от ветра и зимнего солнца лицо мгновенно менялось, становясь то необычайно серьезным, то снова украшаясь веселостью.
Девушка поправила волосы, тронутые изморозью, — должно быть, она давно бродила в лесу, — опустила руку, привычным движением вдев ее в ременную петлю на лыжной палке, притопнула ногой, словно пробуя лыжи, перед тем как идти, и сказала насмешливым голосом, очень глубоким и мягким:
— К лесу вы непривычны. Пока вы разглядывали пенек, вас и безногий мог обойти!
— Кто вы?
Она высвободила маленькую руку из меховой рукавицы, провела по лицу, усмехнулась с несколько пренебрежительным выражением и сухо ответила:
— Лесникова дочка… Знаете песню:
Не ходи за реку На поклон к леснику. И невестится дочка. Да темна лесная ночка. Там медведь на берегу Кричит: — Дочку сберегу! — Там серые волки Поглядывают в щелку. Если свататься идешь, Прихвати ружье и нож!Она проговорила присловье одним духом, глядя в глаза Нестерову. Он вспомнил, что где-то слыхал эту песенку. Может быть, ее напевала мать. Девушка глядела на него, будто ждала дальнейших расспросов.
— Почему вы меня остановили? — спросил он, глядя на тропку, с которой свернул при оклике.
— Хотела, чтобы вы живым к невесте вернулись… Теперь ничего, вернетесь, — ответила она. Помолчала немного и усмехнулась: — У меня на тропе самострел поставлен на лося. В лесу по торным дорогам не ходят.
— Откуда вы знаете меня? — спросил он, не обращая внимания на ее насмешку.
— По охотничьей почте, — равнодушно ответила она. — Давно ждала, что вы сюда придете.
Он подумал о том, что всего три дня назад вышел из Красногорска и не встречал людей на пути. Он переступил с ноги на ногу; ему стало зябко при мысли о самостреле, караулившем его неосторожный шаг. Он знал, на какую высоту ставится выстрел на лося. Человеку стрела попадает в живот: от этого уж ничто не спасет. Он процедил сквозь зубы:
— Самострелы не разрешены!
Она отступила на шаг и презрительно ответила:
— А кто мне запретит? Вы, что ли? Если по лесу ходить не умеешь, зачем следами снег пятнать?
Он сделал движение, чтобы уйти, но она тронула его за плечо.
— Стойте!
Глядя по направлению ее руки, он увидел тоненькую проволочку прямо перед лыжей, протянутую в шести — восьми сантиметрах над снегом. Чуть подальше, в кустах были видны изгиб двухметрового лука и тетива, сплетенная из лосиных жил. Он разглядел всю хитрую ловушку. На полированном деревянном прикладе, скрытом в кустах, лежала тяжелая стрела с кованым наконечником в виде трезубца с крупными заершинами. Дальше был виден вороток, которым натягивалась тетива для выстрела. Сергею показалось, что тетива тихонько позванивает от ветра. Стоило чуть задеть проволоку, чтобы тетива сбросила стрелу с силой ружейного выстрела. Нестеров почувствовал, что бледнеет, и круто свернул с тропы, направляясь к каменному богу, где хотел остановиться на ночлег. Девушка стояла на тропе и смотрела ему вслед.
Он долго ощущал этот пристальный взгляд.
Снимая ружье и мешок, он заметил расплывающиеся в сумерках очертания девичьей фигуры. Лесникова дочка все стояла на тропе, как будто ожидая, что он окликнет ее и продолжит разговор. Но Нестеров не хотел больше никаких разговоров. Все тело ныло от усталости.
— Вы хотите здесь ночевать? — спросила девушка, догнав его.
— Да, — коротко сказал он.
— Все равно завтра идти будет невозможно. И промокнете вы здесь, и рана будет болеть.
Нестеров заметил, что она передвигалась на лыжах почти беззвучно, словно не касаясь снега.
— Вы что, гадалка? — сердито спросил он. — Что вы меня пугаете?
— Я не пугаю. Я вижу.
— Что?
— Для этого надо глаза иметь, — сказала она и ткнула палкой в снег. — В какую сторону заструги легли?
Он неприметно проверил по компасу, посмотрел на испещренный мелкими волнами снег и неуверенно ответил:
— На юг.
— То-то же! Вы сегодня зарю видели?
Он с усилием припоминал, видел ли зарю. Кажется, видел, а впрочем, склон был розовый от солнца, когда он спускался, потом внезапно стало сумрачно.
— Не помню, — сказал он.
— Вы, может, думали, что метели кончились? А кончились только северные ветра. Заструги оставил сиверко. Метель только еще будет; и будет сегодня и завтра, а сколько дней она пропоет — никто не знает. Придется вам пойти к нам на кордон.
— Я никого но хочу стеснять, — неловко пробормотал он, не понимая, чего больше в этом приглашении — недовольства или желания помочь ему.
— Ничего, — сухо ответила она, — я привыкла к ночлежникам. Наш кордон — последнее жилое место в округе.
Он вспомнил прощание с Саламатовым и спросил:
— Как он называется?
— Дикий.
— А как вас зовут?
Она нехотя сказала:
— Кому как привычнее. Мать называет Христиной, отец звал Диковинкой, а люди называют лесничихой.
Теперь он смотрел на нее, не отрывая глаз. Лесничиха? Та самая женщина, которая хозяйничает в огромном крае, которой подчиняются все лесные жители! Женщина, в две недели обошедшая все становища, чтобы собрать на сплав охотников! Это о ней сам Саламатов говорил с уважением, как о человеке, для которого нет ничего невозможного.