Волшебный компас Колумба. Неизвестный шедевр Рембрандта
Шрифт:
– Не знаю, а только кровь течет…
Хорек взглянул на своего невезучего напарника и сочувственно вздохнул:
– Ну, погоди, сейчас мы что-нибудь найдем, чтобы перевязать твою голову…
С этими словами Хорек прошел в соседнюю комнату. Матюша остался стоять посреди прихожей, опасливо оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к доносящимся из соседней комнаты звукам.
Оттуда доносился скрип мебели, звуки выдвигаемых ящиков, раздраженное бормотание Хорька. Потом скрипнула дверь, и наступила тишина.
– Хорек! – окликнул
Из соседней комнаты никто не отозвался.
– Эй, Хорек, ты чего молчишь? Ты чего не отзываешься? Ты прикалываешься, что ли, надо мной?
Напарник по-прежнему не издавал ни звука.
Тогда Матюша открыл дверь и заглянул в соседнюю комнату.
Хорька там не было, хотя видно было, что он там похозяйничал – дверцы шкафов открыты, ящики выдвинуты, на полу валялась разбросанная одежда. Наверное, Хорек искал бинты, не нашел их и пошел дальше, в следующую комнату.
Матюша открыл вторую дверь, опасливо заглянул в нее и вполголоса окликнул:
– Хорек, ты тут, что ли?
Ему никто не ответил. Матюша шагнул вперед и увидел прямо перед собой деревянную лестницу, ведущую на второй этаж. Он задрал голову и крикнул:
– Хорек! Ты там, что ли, наверху?
На этот раз в ответ на его голос со второго этажа донесся какой-то невнятный звук – то ли мучительный стон, то ли хрип, и снова наступила тишина.
– Эй, Хорек, ты там чего делаешь? – крикнул Матюша, но на этот раз ему никто не ответил.
Матюша еще долго прислушивался, ничего больше не услышал, однако решил осмотреть второй этаж и начал подниматься по лестнице.
Лестница скрипела под его внушительным весом, и этот скрип казался оглушительным в настороженной тишине дома. Матюша почувствовал, как по его широкой спине сползают капли ледяного пота.
Ему было страшно.
Вообще-то он был не очень труслив – не по причине врожденной храбрости или бесстрашия, выработанного годами тренировок, а из-за отсутствия воображения. Боялся он только двух вещей: собак и всего непонятного. Сейчас, к счастью, собаки в доме не было, зато здесь определенно происходило что-то непонятное.
Поднявшись на площадку верхнего этажа, бандит опасливо огляделся и снова окликнул своего напарника:
– Хорек, а Хорек! Ты здесь?
Снова он услышал какой-то приглушенный стон.
Этот стон доносился из-за небольшой двери, которая вела в помещение под скосом крыши – нечто вроде чулана или кладовой. Матюша дернул за дверную ручку – и дверь с громким скрипом открылась. За ней действительно оказался полутемный, заваленный хламом чулан. В дальней его стене было окно, но пыльное и маленькое, так что от него почти не было света.
Матюша протянул руку к выключателю, щелкнул кнопкой – и тут же лампочка под потолком ослепительно вспыхнула и с громким хлопком перегорела.
Бандит чертыхнулся. В чулане и без того было темно, а после яркой вспышки Матюша и вовсе почти ничего не видел. К счастью, на полу, буквально перед самой дверью, стоял старинный медный подсвечник на три свечи. В голове у Матюши внезапно всплыло совершенно незнакомое, непонятно откуда там взявшееся слово «канделябр».
Матюша достал из кармана зажигалку, зажег свечи и поднял канделябр над головой.
В чулане стало светлее. Бандит увидел, что небольшое помещение под завязку наполнено всевозможным никому не нужным барахлом. Здесь были старые чемоданы, коробки, ящики. Посреди чулана стоял детский трехколесный велосипед – в детстве у самого Матюши был точно такой же. Дальше, возле стены, стояла старинная швейная машинка с кованой станиной.
И там, на полу возле этой машинки, Матюша увидел Хорька.
Его тщедушный напарник лежал на полу в позе нерожденного ребенка, подтянув ноги к животу, и не подавал признаков жизни. Волосы на голове у него потемнели и слиплись – должно быть, от крови. На полу возле его головы темнела небольшая лужица.
Матюша перебрался через коробки и ящики, склонился над своим напарником и негромко позвал его:
– Хорек, ты живой?
Хорек не отозвался, и Матюша подумал, что он мертв.
Эта мысль вызвала у него в душе неожиданный отклик.
Они уже два года работали вместе, Хорек часто прикалывался над толстокожим напарником, высмеивал его обжорство и медлительность, но тем не менее Матюша успел привязаться к напарнику, и теперь его маленькие глазки наполнились теплой влагой.
– Хорек, кто же тебя так? – проговорил Матюша горестно и добавил с закипающей в душе яростью: – Найду гада, на куски его порву!
Впрочем, на место ярости тут же вернулась жалость к напарнику, он наклонился пониже и потрогал его плечо.
Хорек в ответ на это прикосновение шевельнулся и негромко, жалобно застонал.
– Так ты живой? – бурно обрадовался Матюша.
Он поставил канделябр на швейную машинку, поднял Хорька, порадовавшись при этом, что тот такой легкий, и понес его к выходу из чулана.
Когда он вышел в коридор, дверь чулана от сквозняка захлопнулась, и от сотрясения канделябр с горящими свечами упал на пол. Матюша этого не заметил, а если бы и заметил – не обратил бы внимания: его сейчас беспокоило только одно – как бы скорее доставить своего полуживого напарника в безопасное место, в место, где ему окажут помощь.
При падении две свечи погасли, но пламя третьей лизнуло сваленные на полу старые журналы. Сухая бумага вспыхнула как порох. С журналов огонь перекинулся на коробку с фотографиями, дальше – на ситцевую занавеску…
Как голодный зверь, пламя пожирало сваленный в чулане хлам, и голод его только усиливался. Через несколько минут огонь полыхал в комнате, как в доменной печи. Еще несколько минут – и от жара лопнуло стекло в маленьком окне, языки пламени вырвались наружу. От проникшего в комнату свежего воздуха огонь приобрел новую силу и кинулся пожирать соседние комнаты…