Волшебный компас Колумба. Неизвестный шедевр Рембрандта
Шрифт:
– Кстати, раз уж мы под одной крышей жить будем, пора нам познакомиться, – проговорил водитель. – Меня вот зовут Платон Николаевич…
– Какое необычное имя!
– Чего уж такого необычного? – обиделся водитель. – Знаешь, у Льва Толстого герой такой был – Платон Каратаев? А у нас в роду каждого второго Платоном называли. Отец мой был Николай Платонович, дед, как я – Платон Николаевич…
– А я – Антонина, – спохватилась девушка. – Ну, то есть Тоня.
– Очень приятно, Тоня-Антонина!
Вскоре
– Этот район раньше называли Пески, – проговорил водитель, сворачивая в узкий переулок. – Потому что почва здесь была – один песок, ничего не росло… А вот и музей…
Пикап остановился перед красивым двухэтажным голубым зданием с треугольным фронтоном и белыми колоннами перед входом. Платон Николаевич заглушил мотор и направился не к главному входу, а к неприметной боковой двери.
Антонина и Рик проследовали за ним.
Они оказались в просторном полутемном помещении. Тоня вгляделась в темноту… И вдруг испуганно вскрикнула и попятилась: из дальнего конца комнаты на нее смотрел какой-то ужасный человек. Лицо его было покрыто зловещими узорами, рот угрожающе оскален, в руке он держал огромное копье с широким наконечником, которое, кажется, собирался метнуть в непрошеных гостей.
Рик зарычал и встал впереди Антонины, показывая хозяйке, что не даст ее в обиду, однако, судя по вставшей дыбом шерсти, он тоже испугался ужасного незнакомца, пусть даже самую малость.
Только Платон Николаевич был абсолютно спокоен.
– Ты чего перепугалась, Тоня-Антонина? – спросил он невозмутимым тоном. – Ах, ты Бармалея испугалась? Ты не бойся, он не опасный, это же просто чучело!
– Чучело? – недоверчиво переспросила Антонина. – Так он не живой? А разве бывают чучела из людей?
– Ну, может, я неправильно выразился – не чучело, а скульптура. Изображение воина племени короваи из Новой Гвинеи в полной боевой раскраске и вооружении…
С этими словами Платон Николаевич включил свет.
Люминесцентные лампы осветили комнату, и Антонина разглядела напугавшую ее скульптуру. Вид у этого воина был и правда устрашающий: черно-красные узоры покрывали не только его лицо, но и все тело, оскаленные зубы были зачернены, в курчавые волосы вплетены птичьи перья и какие-то косточки – в общем, перед ней был самый настоящий дикарь во всей красе!
– Страшный, да? – усмехнулся Платон Николаевич. – Дикарь – он и есть дикарь! За то мы его и прозвали Бармалеем. А я привык к нему, поэтому и забыл тебя предупредить! Ну, пошли дальше, покажу тебе твое новое пристанище!
Он прошел мимо Бармалея и скрылся за следующей дверью. Антонина проследовала за ним, опасливо протиснувшись мимо разрисованного дикаря. Рик последовал за ней. Поравнявшись с Бармалеем, он зарычал на него и оскалился.
За следующей дверью оказался длинный коридор, по стенам которого висели старинные географические карты.
– Этот коридор так и называется – «дорога карт»! – пояснил Платон Николаевич, когда Антонина догнала его. – Здесь развешаны старинные венецианские и генуэзские карты. Видишь, на них все выглядит совсем не так, как сейчас!
Антонина взглянула на огромную карту, мимо которой она проходила. Большую ее часть занимало Средиземное море, над ним огромным сапогом нависала Италия. К северу разноцветными лоскутками располагались многочисленные немецкие княжества, на восток от них – две большие надписи «Polonia» и «Litvania», еще восточнее и гораздо мельче – «Moskovia». Дальше все было закрашено белым – там тянулись бескрайние земли, неизвестные итальянским картографам.
– А вот первая карта, на которую нанесены открытые Колумбом новые земли. Тогда европейцы думали, что это – Индия, поэтому открытые Колумбом острова очень долго называли Вест-Индией, а их обитателей – индейцами…
– Знаю, – проворчала Антонина, которой вовсе не хотелось сейчас заниматься самообразованием. – В школе проходила! В пятом классе или в шестом.
– Ну, проходила, и хорошо, – покладисто проговорил Платон Николаевич и прошел в следующую комнату.
Она была гораздо меньше предыдущих, стены ее были обшиты темным деревом, на полу стояли несколько тяжелых сундуков, на стенных панелях висели какие-то сложные приборы, ярко сверкающие начищенной медью.
– Похоже на корабельную каюту, – проговорила Тоня, оглядевшись по сторонам.
– Ага, точно! – Платон Николаевич улыбнулся. – Это у прежнего директора идея такая была – оформить один из залов в виде каюты старинного парусного корабля, одного из тех кораблей, которые совершили все великие географические открытия. Он сам, директор этот, в молодости служил на гидрографических судах и, видно, скучал по морю. Но потом директор сменился, а новому эта идея не понравилась. Он никогда не выходил в море и считал, что важнее сухопутные экспедиции, чем морские. Ну, и вообще, захотел все сделать по-своему. В итоге оформление этого зала осталось незаконченным. Ну, и поселили в нем меня, чтобы помещение не пустовало. А мне тут очень нравится – я ведь в молодости был моряком торгового флота…
– Вы раньше на кораблях плавали? – с интересом переспросила Антонина.
– Во-первых, не плавал, а ходил, – строго поправил ее Платон Николаевич. – Плавают салаги в бассейне и еще тропические рыбки в аквариуме, а моряки ходят. И не на кораблях, а на коробках… А так – да, лет двадцать я в море ходил, где только не побывал – от Кейптауна до Сингапура, от Сиднея до Вальпараисо! А потом ревматизм у меня начался, ну, и сказали доктора, что больше мне в море выходить нельзя, а то инвалидом стану.