Волшебный корабль
Шрифт:
— Так-так. А вот и мой сын, священник, — приветствовал его Кайл, и Уинтроу до сих пор не мог решить для себя, действительно в голосе отца прозвучала насмешка или же ему показалось. Зато последующие слова его совсем не удивили. — Смотри-ка, даже младшая сестренка и та тебя переросла. А почему на тебе длиннополая, как у женщин, одежда?
— Кайл, — упрекнула мужа Кефрия. Но тот уже отвернулся от Уинтроу, не ожидая и не дожидаясь ответа.
И вот теперь тетка Альтия умчалась что-то там такое готовить, а все пошли в дом, и Уинтроу потащился следом за всеми. Взрослые уже обсуждали, как лучше доставить
Во время поездки сюда из Джамелии он осознал, что понятия не имеет, чего вообще ждать от домашних. И с момента приезда это чувство только усиливалось. Может, оттого, что общаться ему довелось в основном с матерью, да и разговор обычно состоял из сплошного ее монолога, да и тем было небогато. Либо она принималась ахать и охать — какой, дескать, он худенький, либо же принималась перебирать какие-то милые глупости и пустяки из его детства, и эти воспоминания неизбежно начинались со слов: «Ты, конечно, не помнишь, но…»
С Малтой они когда-то были до того близки, что она казалась его вездесущей тенью. Но теперь эта самая Малта была вроде бы недовольна его появлением в доме и вовсю ревновала его к матери — как это он смеет отнимать у нее, любимой, хоть какую-то частичку ее внимания. Конечно, впрямую она ему ничего не говорила. Просто дожидалась, когда мать не могла слышать, и отпускала какую-нибудь ядовитую колкость — да и то обращаясь якобы не к нему, а к Сельдену или слугам. И что она взъелась на него, интересно бы знать?… В свои двенадцать она была действительно выше ростом и гораздо больше походила на женщину, чем он — на мужчину. Никому и в голову не пришло бы, что он — старший…
А Сельден? Сельден, которого он в последний раз видел едва ли не в колыбели, теперь относился к нему как к дальнему родственнику, заехавшему проведать семью. С таким человеком нет смысла близко знакомиться, потому что он все равно скоро уедет… Уинтроу надеялся, кстати, что так оно и произойдет. Он отдавал себе отчет, как это недостойно — желать, чтобы дед поскорее преставился и можно было вернуться в монастырь, к своей собственной жизни. Однако делать вид, будто подобные мысли совсем его не посещали, было не менее греховно, ибо это была бы ложь…
…И вот все столпились перед дверью, за которой лежал умирающий. Все дружно понизили голос, ни дать ни взять обмениваясь секретами. Как будто о его смерти ни в коем случае нельзя было упоминать вслух!.. Для Уинтроу такое поведение было сущей бессмыслицей. Неужели они не понимали, что дед только рад был умереть?… Он заставил себя прислушаться к разговору.
— Я думаю, — говорила бабушка отцу, — нам вообще не следует ничего ему говорить.
Она держалась за ручку двери, но не поворачивала ее, чтобы войти. Можно подумать, она вообще старалась отгородить от нее Кайла. Тот же хмурился, и было видно, что соглашаться с тещей он не намерен. Мать держала его за локоть, умоляюще глядя снизу вверх и кивая, как заведенная.
— Это его расстроит… расстроит… —
— И зря к тому же, — подхватила бабушка, как будто они с Кефрией обменивались мыслями. — Я потратила долгие недели, чтобы заставить его разделить нашу точку зрения, и наконец он согласился, но так неохотно! Если мы скажем ему, то только спровоцируем его на спор. А если он устал и чувствует боль — он становится таким упрямым…
Она умолкла, и обе женщины уставились на отца Уинтроу, словно требуя от него немедленного согласия. Он даже не кивнул им. Лишь нехотя выговорил:
— Обещаю, что не буду с ним заговаривать… сразу по крайней мере. Давайте для начала переправим его на корабль. Как бы то ни было — это важнее всего.
— Вот именно, — согласилась бабушка и наконец открыла дверь. Они вошли. Но когда Малта с Сельденом тоже сунулись внутрь, она живо выпихнула их наружу: — Вот что, детки, бегите-ка к няне. Пусть Нана вам соберет во что переодеться. Ты, Малта, еще сбегай к повару: пусть быстренько приготовит нам с собой перекусить… и распорядится, чтобы потом присылали еду в гавань. — Отдав эти распоряжения, бабушка мгновение непонимающе смотрела на Уинтроу, как бы соображая, что же с ним-то делать. Потом деловито кивнула: — Тебе, Уинтроу, тоже потребуется смена одежды. Мы ведь будем жить на корабле до тех пор, пока… Ох…
С ее лица вдруг сбежал последний румянец: слишком страшен был смысл только что произнесенного. Такое выражение лица Уинтроу уже видел. Он часто ходил к людям с монастырскими лекарями, и нередко случалось так, что все их искусство лечения травами и прикосновениями оказывалось бессильно. В таких случаях следовало больше думать о том, что ты способен сделать для потрясенных горем родственников больного. Вот и бабушка вскинула к шее скрюченные пальцы, словно бы намереваясь порвать ворот платья, вдруг ставший нестерпимо узким и душным… Уинтроу ощутил, как волной затопляет сердце непритворная жалость.
— Ох, бабушка, — выговорил он и потянулся к ней. Он хотел обнять ее и прикосновением забрать у нее часть навалившейся тяжести, но Роника шарахнулась прочь. Потом похлопала его по плечику — и оттолкнула.
— Нет-нет, дорогой, со мной все в порядке. Не позволяй своей бабке так тебя расстраивать, внучек. Иди лучше собирай вещи, чтобы нам не ждать тебя, когда все будут готовы.
И захлопнула дверь у него перед носом. Некоторое время Уинтроу смотрел на эту дверь, не в силах поверить. Когда же он повернулся, то встретился взглядами с Малтой и Сельденом.
— Значит, так… — выговорил он тускло. Потом с неким ему самому неясным отчаянием попытался разыскать в своей душе родственное чувство к брату и сестре. Он прямо посмотрел им в глаза и проговорил с хмурой торжественностью: — Наш дедушка при смерти.
— Мы все лето это слышим, — отмахнулась Малта. Скривила губы — фи, дескать, нет бы что умное произнес! — и отвернулась прочь: — Пошли, Сельден. Я попрошу Нану уложить твои вещички.
И увела мальчика, а Уинтроу остался стоять.
Он попытался объяснить себе самому, что не следует принимать очередную выходку Малты так близко к сердцу. Родители, посвятившие его Са, вовсе не думали тем самым принизить его. А сестра ведет себя так, потому что от горя сама не своя…