Воля судьбы
Шрифт:
— Да вам-то что за дело? — крикнул вдруг Торичиоли.
Сен-Жермен скрестил руки на груди и остановил на нем долгий и пристальный взгляд.
Какая-то особенная, непонятная улыбка сложилась на его губах.
— Джузеппе Торичиоли, — проговорил он вдруг изменившимся и тоже совсем особенным голосом, — вы желаете теперь знать, какое мне дело до всего этого? Хотите, я дам вам ответ?
Торичиоли под этим взглядом и при звуке этого голоса почувствовал словно дрожь во всем теле и невольно ответил:
— Да, я хочу этого!
— Хорошо, я отвечу вам, но только не здесь.
"Что он говорит такое? — силился сообразить Торичиоли. — Не здесь? А где же тогда?"
— А где же тогда? — произнес он вслух.
— Мы сядем сейчас же в мою карету, и я отвезу вас туда, куда нужно. Мы поедем вместе.
Итальянец усмехнулся.
— С какой стати, зачем?… Вы думаете, я так и дамся в ловушку? Почему я знаю, куда вы меня завезете.
Лицо Сен-Жермена выразило презрение.
— Неужели Джузеппе Торичиоли — такой трус, — внятно произнес он, — что боится поехать с человеком, которому он, кроме зла, ничего не сделал и который до сих пор за это делал ему только добро?
Самолюбие итальянца было задето. Иногда такие люди, как он, вдруг способны получить отчаянную смелость, именно если суметь задеть их самолюбие.
— Я в_а_с не боюсь, да и никого не боюсь, — ответил он, — но если вы готовите мне ловушку, то верьте, что найдутся люди, которые заступятся за меня. Сколько времени должен я дать в ваше распоряжение?
— Часа полтора только.
— Тогда будьте добры подождать рядом в столовой. Теперь без четверти четыре; ровно в четыре часа я буду к вашим услугам.
Граф удовлетворенный кивнул головою и вышел в столовую.
XV
ЛОВУШКА
Все, что угодно, но только Торичиоли не хотел показаться трусом перед человеком, который был врагом его. Ему хотелось бросить всем, как вызов, свою решимость ехать с ним, куда бы тот ни повез его; к тому же чего-либо особенно скверного сделать с ним не могли: все-таки они жили в столице, где не так уж легко было исчезнуть такому лицу, как Торичиоли, который вследствие завязавшихся у него в последнее время отношений считал себя «лицом» в Петербурге. Кроме того, он знал, с кем ехал, и мог принять некоторые предосторожности.
Ровно в четыре часа они вышли на крыльцо и сели в карету. Дверца захлопнулась, и Иоганн тронул. Он знал, куда ехать, в том случае, если граф не давал никакого приказания.
Карета повернула по Невской першпективе.
Торичиоли, чувствуя мягкое покачиванье рессор, удобно сидел в своем углу, испытывая не без удовольствия ощущение быстрой езды.
— Могу я узнать правду, куда мы едем? — спросил ont наконец после продолжительного молчания.
— Не все ли вам равно, раз вы уже решились довериться мне? — спросил в свою очередь граф.
— Это ведь — Фонтанная? — продолжал итальянец, видя, что они поворачивают на набережную.
— Да, Фонтанная.
Разговор прекратился.
Хотя Торичиоли и старался показать всем, чем мог, что нисколько не боится, но в глубине души все-таки мучился неизвестностью.
— Однако, — обратился он снова к графу через некоторое время, — я должен предупредить вас, что принял известные предосторожности: в моем кабинете оставлен пакет, адресованный на имя одного из моих друзей, и в нем между прочими важными бумагами лежит записка о том, что я уехал именно с вами; если я не вернусь ровно через два часа домой, то пакет будет отнесен по назначению моим слугою.
Граф молча продолжал смотреть в окно, словно не слыша того, что говорили ему.
Это действовало на Торичиоли раздражающим образом. Он кашлянул нарочно громко и опять заговорил:
— Если вы думаете, что одни вы имеете возможность узнавать чужие тайны, то опять-таки я должен предупредить вас, что мне известно ваше настоящее имя. Я знаю, что вы — вовсе не граф Soltikoff, как вас звали в Генуе, и не доктор Шенинг; я знаю ваше настоящее имя…
— Вы знаете мое н_а_с_т_о_я_щ_е_е имя? — подчеркнул граф, — какое ж оно?…
— Граф Сен-Жермен, — торжественно произнес Торичиоли. — Да, вы — тот самый и известный в Париже и во многих других местах граф Сен-Жермен, который является под именем Шенинга.
Торичиоли, собственно, готовил этот удар на всякий случай для более удобного времени.
Однако его расчеты не оправдались. Граф нисколько не был удивлен. Только глаза его глянули насмешливо.
— Ну, хорошо, вам нетрудно было узнать, что доктор Шенинг и граф Сен-Жермен — одно лицо! Это вам мог сказать хотя бы ваш п_р_и_я_т_е_л_ь, пьемонтец Одар; но значит ли это, что вам известно мое настоящее имя?
Оказалось, что Торичиоли вместо того, чтобы смутить графа, сам очутился в неловком положении. Свои сведения он действительно получил от Одара, но графу было известно даже и это.
— Во всяком случае, — заговорил итальянец, чтобы выйти из неловкости, — знайте, что в моей записке прямо сказано, что я уехал с известным графом Сен-Жерменом, который находится в Петербурге под именем доктора Шенинга, и если что случится, то — будьте покойны — вас найдут: сам государь будет знать об этом.
Сен-Жермен продолжал смотреть в окно. Насмешливая улыбка так и застыла у него на лице.
— А разве вы знаете Одара? — не успокаивался Торичиоли.
— Что значит «знаете»? Вы помните старое греческое изречение: "Познай самого себя"? Ведь это невозможно; так же как вы хотите, чтоб я з_н_а_л Одара?…
Больше они не разговаривали.
Карета подъехала к деревянному домику на реке Фонтанной, тому самому, откуда Сен-Жермен поехал к итальянцу. Иоганн остановил лошадей у ворот и щелкнул три раза бичом — ворота отворились. Карета въехала в них.
Граф вышел первый и повел Торичиоли на крыльцо дома; оно было не заперто. В сенях оказались две двери, кроме входной внизу; неширокая крепкая лестница вела наверх. На первый взгляд этот домик был самым обыкновенным домиком, скромным и уютным, какие строили себе в России помещики средней руки.