Воля вольная
Шрифт:
— Давайте, мужики!
Они выпили и «замахали веслами», как выразился Колька. Он один и разговаривал, дядь Саша и Илья ели молча. Машина сломалась внизу. Они пробились до Юдомы, до более-менее ясной дороги, проехались километров десять и на обратном пути «закипели». Колька брался за полдня починиться. Жебровскому же было ясно, что завтра надо будет везти Поваренка на снегоходе, и его собственные дела опять откладываются. После второй-третьей разговор оживился. Поваренок разобрал и разложил на столе и нарах полетевшую помпу, промывал что-то в алюминиевой кастрюльке с отломанной ручкой, бензином воняло, мечтал вслух, как он соберет путних мужиков:
— Взять машин четыре-пять, бензовоз и двинуть к якутам,
— А там что? — спросил Жебровский.
— Придумаем, толкнем кому-нибудь. Студент говорил, у него есть знакомые барыги… Да там-то что, там хоть в Москву вези…
— Без документов?
— Я тебя умаляю, — прикидываясь блатным, прогундосил в нос Колька, не поднимая глаз на Жебровского. — Завтра же в Рыбачьем любые бумажки выправлю.
— На пятнадцать тонн?
— Ну, — Колька дураковато приоткрыл рот, зачесал немытую голову, — а чего нет-то? Давай кружку… Сами же менты за бабки что хочешь изготовят.
— А если дорогу перекроют?
— Руки коротки. — Колька уверенно набулькал в кружки. — Тут им не поселок, тут тайга… Где они перекроют? На перевале?! Сюда же надо доехать, а ты сам видел, это работа! А потом дежурить! Кто будет? Нет, никогда! Зачем им работать, если они безо всякой работы бабло гребут. Там же куча народу, как платили, так и будут… Шумак вон, у него бичей человек десять или больше, день и ночь херачат за паленую водку, да харчи. Корейцы — сто пудов платят, а там немаленькая бригада. Еще на Большой несколько капитальных бригад из области. Мы их даже и не знаем. И все вывозят и вывозят, и всё через ментов. Не, дядь Сань, — Колька попал наконец в какую-то дырочку, куда он все не мог попасть, вытер руки грязной тряпкой и снял очки, — ты думай что хочешь, а прокурор точно при делах. Что он, дурак смотреть на все это просто так?
— Рис будете? — вспомнил Жебровский.
— Клади! Еда силы не выматывает! — Колька поднял свою кружку. — Понял, Москвич, тут им — не там. В тайге маленько другие законы. И ребята поедут такие, что не сунутся менты.
Выпили. Дядя Саша, чтоб не мешать Кольке, отсел на самый край и привалился к стенке, Поваренок, кряхтя и матеря изготовителей, пытался теперь грубыми крючковатыми пальцами надеть маленькую шайбочку на винтик, расположенный в углублении. Наконец у него и это получилось, и он, довольный, разогнулся. Подкурил погасший бычок.
— Это раньше менты были, а сейчас не то. Деловые все — только вроде пришел, сопливый совсем, а уже свой кусок рвет. И смотрит так, будто право на тебя имеет. Я вон своего племяша спрашиваю, ты, сука, чего там забыл? Карманы набивать идешь? А он мне — а зачем туда еще ходить? Понял? Не стесняется! Службы нет никакой, так, обозначают. Ни физподготовки, ни стрелять толком не умеют… случись чего, какая заварушка, все разбегутся. Думаешь, чего тогда во Владик московский ОМОН пригнали? Там менты все в автомобильном бизнесе повязаны, какая уж служба! Барыги, одно слово!
Он помолчал, почиркал спичками, прикуривая новую сигарету, и продолжил:
— Но я иногда думаю, что нормальные менты все-таки нужны. Нам ведь только дай волю, мы годика в три-четыре всё кончим. Сейчас народ такой — речки перегораживать начнет! Охранять надо… От нас. — Колька встал, приоткрыл дверь и замотал веревочкой. Табачный дым вместе с теплом пополз в щель. Избушки хорошо уже разогрелась.
— Насчет рыбы ты неправ, — подал голос дядь Саша, — у меня дед с Ангары… Он рассказывал, как в старые времена там рыбу ловили красную. У них осетровые осенью со всей реки на зимовальную яму собирались. И вот в определенный день старики отмеряли
Все замолчали, только генератор негромко гудел за стенкой. Поваренок собрал посуду, сложил в таз, плеснул воды и поставил на печку.
— Выбрали вон дядь Сашу, он и был бы вашей властью, — подумал вслух Жебровский.
— Ну ты даешь! Дядь Саше оно надо? — Колька подсел к столу. — Мы вон Полуглупого опять выбрали…
— Это что, фамилия, я не пойму? — спросил Илья.
— Да нет, Студент его так всю жизнь звал, а как выбрали, так и все стали. Кликуха такая, — пояснил Колька, — а вот как его выбрали? Он же вообще никакой? Он когда говорит, я ничего не понимаю. Недавно остановил меня возле детсада и рассказывает про нянечек. Ты понял?! Лицо умное сделал, озабоченный он нами, понимаешь… Я стою как дурак! У него полдетсада рухнуло в прошлом году, у меня дети дома сидят, а он про нянечек, что они руки не моют! Как так сделалось, что он-то у нас?
Жебровский закурил и вышел на улицу. Он деньгами участвовал в нескольких выборах и много чего о них знал и видел своими глазами, и поэтому, чувствуя какую-то вину, не любил этой темы. Он не то, что не верил, он точно знал, что власть в России на его веку не станет лучше. Нынешняя власть и вообще нынешнее положение дел довольно точно соответствовали желаниям и представлениям о благополучии абсолютного большинства российских граждан. Колькины слова только подтверждали его соображения.
Колька продолжал чем-то возмущаться в избушке.
Утром, светя фонариками в холодной темноте, разгрузили сани, увязанные для другого зимовья, и Жебровский на снегоходе повез мужиков к машине. Светало. Дорога шла стланиками, иногда взбиралась на каменистые гривки, и становилось видно далеко окрест. Белые высокие горы за спиной, поднимались из серого мрака долин все выше. Далеко впереди, за широкой заснеженной долиной Юдомы, вставал такой же высокий в скалистых изломах хребет Сунтар-Хаята. Местами дорога шла болотистыми топями, засыпанными снегом, и видно было, как дядь Санин «Урал» тонул вчера и греб мостами черную жижу. Жебровский аккуратно объезжал подмерзшую грязь, с невольным уважением думая о бесстрашии мужиков, рисковавших совсем утопить машину. В одном таком месте он остановился вычистить грязный лед из гусеницы.
— Обратно-то как, пройдете? — спросил дядь Сашу.
— Посмотрим, — тот как раз глядел на черные, метровой глубины колеи, слегка припорошенные снегом, — тут-то по кустам вон объеду…
Вдоль реки по лиственничному редколесью дорога пошла по твердому. Местами видны были следы от больших камней, оттащенных мужиками, да немногие молодые листвяшки были спилены или повалены бампером.
Колька сразу полез под капот «Урала». Жебровский повесил подмокшие варежки на ручки снегохода, достал сигарку и спустился к воде. Шла шуга, река неторопливо, с шипеньем и потрескиваниями несла снежную кашицу, черные камни в русле обледенели белыми шапками. Течение торосило на них шугу, иногда ясно слышались тихие звоны осыпающихся острых льдинок. Солнце поднималось из-за хребта, откуда они приехали, светлым пятном пробивалось сквозь морозную дымку. Дядь Саша вышел из лесочка с охапкой черных шишковатых лиственничных веток и стал устраивать костер над речкой. Небо над головой было чистое, хоть пей. Жебровскому хорошо вдруг сделалось, внутри все заулыбалось тихо, вся душа. Так бы и сидел тут на берегу, думал он, прихватывая ноздрями смолистый дымок от дядь Сашиного костра. Поваренок что-то тихо напевал под капотом, а иногда негромко беседовал с мотором.