Волжская метель
Шрифт:
– С самой Яшмы сберегаю!
– шепнул он Сашке, пораженному неслыханной щедростью.
– Монастырские перед отъездом подарили. Господь подсказал приберечь до крайности. Подкрепишь силы! Может, и я сподоблюсь пчельничек свой скитский узреть, если господь тебе воспоспешествует!
Сашка попытался подсунуть подарок старца Антонине, но та пригрозила, что пожалуется Савватию: не ей задано Волгу переплыть. Она сама обняла его на прощание, поцеловала крепко и спрятала голову на его широкой груди. Когда простилась, стала
Наверху пловцы съели до мельчайшей крошки разломанную просфору, успевшую почти окаменеть в кармане Савватия, и сжевали сахар. Пустые желудки, растревоженные малой порцией еды, больно заныли, но уже через десяток минут оба признались друг другу, будто и в самом деле силушки несколько прибыло.
Оба наблюдателя выросли на реке, они сразу распознавали любой предмет, проносимый течением. Почти одновременно разглядели, что сверху, из-под моста, плывет челнок или лодка. Пустая ли?
Сашка ухватился за стойку проема, но бдительный пулеметчик Иван Губанов заметил движение и полоснул по окну очередью. Сашка мигом скатился на бревна бруствера, Антонина внизу лежала бледная, будто неживая. Бугров потянул Сашку на кормовую полупалубу.
– Может, за рулями сумеем спуститься!
Они по-пластунски добрались до погребальной доски, оставленной наверху, перешли вдоль фальшборта к рулевым брусьям. Ступая на палубный настил, Овчинников последний раз махнул Антонине - он терял ее теперь из виду.
На рябоватой, уже темнеющей поверхности Волги они отыскали знакомую лодочку. Скоро поравняется с носом баржи...
– Плыть надо за нею как можно дольше. Хорошо бы с поленом!
– шепнул Сашка напарнику.
– Как выйдем из-под обстрела - заберемся в лодку.
На корме валялось несколько иссохшихся поленьев. Сашка выбрал сучковатую, очень сухую лесину. Бугров полена не взял: буду, мол, отдыхать на спине. С поленом слезать неловко.
Глубоко внизу, между громоздкими лопастями рулей, булькала и быстро струилась маслянисто-черная в тени баржи вода. Глядя сверху на воду между рулями, легко было поддаться иллюзии, будто баржа плывет. Но оба посланца хорошо знали, что судно намертво закреплено двумя якорями. Стальной трос, носовой, был туго натянут, пеньковый, кормовой, давал слабину.
– Пошли!
– прошептал Бугров.
– А то лодку упустим!
Прячась за рулевыми брусьями, оба слезли вниз, к воде... Сашка спустил полено, потом окунулся сам. Волжская вода показалась обжигающе холодной. Бугров тихонько охнул, пускаясь вплавь. Течение сразу подхватило обоих.
На барже отрядили наблюдателей. К верхним проемам поднялись Смоляков и Павлов. Они сообщали остальным пленникам:
– Нырнули оба. Шибко их несет. Уже, верно, на сотню сажен. Рябь на воде, темнеет, видать плоховато. С берегов и подавно!
Но наблюдатели ошибались!
Подъесаул-пулеметчик давно обратил внимание на лодку вдали и следил в бинокль, не покажется ли на воде голова подозрительного пловца, какого-нибудь смельчака из числа смертников с баржи. И вот не одна, а две головы среди ряби.
Вражеский пулеметчик был терпелив и хитер. Перхуровское начальство знало, кому доверить старшинство на посту, охраняющему баржу с заложниками! В темное время при любых подозрительных признаках подъесаул сам ложился за пулемет и не спускал глаз с баржи.
Сейчас он выжидал долго, желая успокоить беглецов, обмануть мнимой безнаказанностью. И рассчитал он верно.
Беглецы, еще не выйдя из зоны прицельного обстрела, пошли на сближение с лодкой. Ветер дул с верховьев, лодка могла далеко опередить пловцов.
И когда лодка заметно качнулась - это Сашка первым прицепился к ее корме, - стрелок взял ее точно на мушку, заранее определив расстояние с помощью сетки бинокля. В следующее мгновение Бугров ухватился за борт, и Сашка с воды подсадил его в лодку. Потом и Сашкина голова показалась над бортом...
Смоляков успел бодрым голосом воскликнуть: "Сели! В лодку наши сели!" - как пулеметчик Иван Губанов дал длинную, точную очередь. Пробитая десятком пуль лодочка стала тонуть: несколько мгновений она продержалась на поверхности, сильно кренясь вправо, и через минуту ушла под воду.
При звуке пулемета Антонина вскочила с места и, спотыкаясь в длинном своем одеянии, бросилась наверх. Смоляков быстро подтянул ее к себе, и девушка, не таясь, ничем не маскируясь, выглянула из проема.
Она сперва ничего не поняла из того, что творилось там, ниже по течению, в отсветах городских пожаров. Потом догадалась: плавный веер всплесков на поверхности Волги - это работа пулеметчика с берега. Она увидела, как среди этих непрерывных всплесков на миг показалось и опять погрузилось в воду что-то черное, очевидно днище лодки. Больше там, рядом, ничего не было - взблескивала вода, и плыло в некотором отдалении от всплесков белое полено.
Застигнутые в лодке смертоносной свинцовой струёй гребцы погибли, и Волга взяла их на дно, к остальным жертвам с баржи?..
Пулеметчик на берегу приостановил огонь и вглядывался в смутную даль, гордясь отличной своей работой. И вдруг он услышал пронзительный женский крик, прозвеневший в сумерках, доселе наполненных только звуками боя и привычными шумами реки. Крик долетел со стороны баржи. Пулеметчик повел стволом налево, нащупал темную массу баржи и дал по ней короткую очередь: тах-тах-тах!
Может быть, ему требовалось сменить ленту или остудить воду в кожухе, только очередь по барже не повторилась. Да и сделалось там по-прежнему тихо. Кричавшую, видно, уняли свои...