Волжское затмение
Шрифт:
Бронедивизион по вашему приказанию прибыл, господин полковник, – козырнув, доложил он. – Заместитель командира подпоручик Озолс.
Почему опоздали? Где Супонин? Что за разброд в самый ответственный момент? – зло процедил сквозь зубы Перхуров.
Неторопливо и хладнокровно, с характерными прибалтийскими расстановками Озолс объяснил, что выход броневиков задержали какие-то красные лазутчики. Сам он ничего толком не знает, но Супонин арестовал троих подозрительных типов, что крутились у броневиков. Одному из них удалось бежать, и Супонин преследует
Чёрт знает что, – пробурчал Перхуров, досадуя, что некого как следует отругать. – Разворачивайте машины, подпоручик. Одну – в город, немедленно. И сами отправляйтесь. Другая сопровождает мою группу. До встречи, – и коротко махнул ему рукой. Озолс козырнул и пропал. Через минуту за воротами взвыл мотор, и один броневик, лязгая грунтозацепами, покатил в сторону города.
По команде Перхурова его резервно-штабная группа с артиллерийским обозом и четырьмя грузовиками тронулась в путь. Полковник шёл впереди, во главе колонны стрелков. Тридцать два человека с винтовками за плечами, два орудия на передках, два зарядных ящика с боекомплектом по 180 выстрелов на каждую пушку. Замыкал шествие огромный, неуклюжий, похожий на клёпаный сундук, бронеавтомобиль. Сила. Небольшая, но вполне внушительная. Но дело вовсе не в его, Перхурова, силе, а в слабости противника, который, кажется, не может и не хочет защищаться. И когда-то ещё красные очухаются и подтянут боеспособные части! Да поздно уже будет.
Спешили. Отряд миновал кладбище и стал втягиваться в город. Потянулись деревянные дома и рабочие бараки Вспольинского предместья. В глухой предрассветный час над городом царствовал глубокий сон. Даже здешние собаки, самые голосистые в Ярославле, гавкали коротко, сипло и нехотя. На развилке грузовики, прибавив газу, взревели и гуськом покатили в сторону Даниловской улицы, с которой начинался их объездной маршрут.
Что ж, теперь вперёд. Через полчаса они должны войти в Знаменские ворота. Скорее бы уж, что ли…
Шире шаг! Подтянуться! – обернувшись, крикнул Перхуров. Но люди и так шли очень скоро. И видно было, как лошади артобоза позади стрелков ритмично машут головами в такт собственным нелёгким шагам. Колонна втягивалась во Власьевскую улицу, которая, раскинувшись на полторы версты, вела через Сенную площадь к самым Знаменским воротам. Здесь она была совсем ещё деревенской: избы, палисадники, огороды на задах. Но начиналась уже булыжная мостовая, и колёса повозок глухо загремели. Вкатившийся вслед артиллерии броневик затрясся и загрохотал ещё пуще. На окнах заколыхались занавески, замелькали еле видные в полутьме заспанные лица.
Рассвет занимался всё настойчивей, уже хорошо видно было вблизи, но дальний отрезок улицы был всё ещё тёмен и заволочен дымкой. Вдруг какое-то движение померещилось Перхурову впереди. Нет. Не померещилось. Верховые. Остроконечные красноармейские шапки, фуражки. Слышен уже храп и фырканье лошадей.
Отряд, стой! – крикнул он, вглядываясь в приближающихся всадников. Они появлялись словно из-под земли, их становилось всё больше. Перхуров догадался, что они выскакивают из-за обнесённого забором пустыря. Там проулок. Их намерения были уже ясны. Они выстроились в лаву и атакующим порядком приближались к перхуровскому отряду. Полковник еле слышно чертыхнулся. “Пах!
Отряд, к бою! Рассыпаться в цепи! – скомандовал Перхуров. – Орудия с передков! Не заряжать, имитировать боеготовность! Броневик пропустить вперёд. Без команды не стрелять!
Стрелки рассредоточились в две цепи и залегли поперёк улицы. Артиллеристы сняли с передков орудия, развернули и устремили стволами в сторону наступающих. Лошадей отвели назад на безопасное расстояние. Броневик выкатился навстречу всадникам и остановился. На нём зашевелились в башенках стволы пулемётов, будто нащупывали, куда сподручнее всадить очередь.
“Пах! Пах!” – хлопали впереди револьверы. Но пыл наступающих, и без того нежаркий, заметно ослабевал. Увидев впереди вооружённый до зубов и готовый к бою отряд, они осадили коней, пошли шагом и наконец остановились метрах в двадцати от ощетинившегося пулемётами броневика. Тут кто-то в цепи не выдержал. Хлёстко и резко разнёсся винтовочный выстрел. В первых рядах всадников один вскрикнул, схватился за плечо, согнулся и медленно сполз с лошади.
Ч-чёрт! – тихо, но грозно ругнулся Перхуров. – Почему без приказа? Оглохли? Только боя не хватало!
Ему стало вдруг жарко. Пришлось снять пиджак.
Но боя, кажется, не намечалось. Конный отряд осадил назад и в замешательстве затоптался на месте. Перхуров перевёл дух, вышел к броневику и, стоя так, чтобы в опасном случае укрыться за ним, набрал воздуха и крикнул насколько мог зычно:
Оружие на землю! Спешиться и не двигаться! Минута на размышление, по истечении открываю огонь!
Масса верховых – человек в двадцать с лишним – колебалась, шарахалась вперёд-назад с беспокойным топотом и фырканьем коней. Перхуров вынул часы-луковицу. В исходе этого столкновения он уже не сомневался.
В рядах конников, кажется, возобладало благоразумие. Люди соскакивали с коней и бросали наземь револьверы. Взметнулся над головами белый платок.
Не стреляйте! Не стреляйте! Мы сдаёмся! – человек, махавший платком из первых рядов, соскользнул с коня, бросил увесистый “маузер” и шагнул вперёд. Был он среднего роста, крепкий, лобастый. Из-под его фуражки выбивались русые волосы.
Я буду говорить только с командиром! – крикнул он.
Подойти на десять шагов! – скомандовал Перхуров, окидывая его цепким взором. – Слушаю вас. Полковник Перхуров. Северная Добровольческая армия.
У парламентёра на миг отвисла челюсть, но он быстро справился с собой. Вытянулся и козырнул.
Виноват, господин полковник. Но по нашим данным… – он понизил голос и опасливо покосился на свой отряд. – По нашим данным вы должны быть уже в городе. Мы приняли вас за красноармейскую часть и под видом ошибки хотели задержать вас. Так мне приказал Фалалеев… Вышло иначе, очень жаль, но хорошо, что всё вовремя разъяснилось.
Балаган! – вздохнул Перхуров, смиряя злость. – А с кем имею честь разговаривать?