Вонгозеро
Шрифт:
— Ну какой это город, — ответил папа, — не больше микрорайона московского. Я думаю, там все еще нормально — мы должны успеть. Понимаешь, Аня, это как волна — она движется за нами, и чем скорее мы проедем, тем больше у нас шансов, что она нас не накроет. У нас нет ни времени, ни топлива для того, чтобы плутать по проселочным дорогам — к тому же совершенно не факт, что они безопаснее. Сейчас самое главное — скорость, и чем скорее мы исчезнем из Московской области, тем лучше для нас. А впереди у нас — Тверь, — добавил он, помолчав, — ее вообще никак не объедешь, там же Волга.
Пока он говорил, я немедленно
Рация под моим правым локтем зашипела и сказала:
— Заправка, Аня, посмотри — по левой стороне, работает заправка!
— Притормози-ка, Сережа, — немедленно отозвался папа — но Сережа и так уже останавливался, за ним, вспыхнув красным, замедлился Леня, а я немного проехала вперед, чтобы поравняться с Лендкрузером, и опустила пассажирское стекло.
— Вижу, вижу, — крикнул нам Леня, — что мы встали?
— Давайте поглядим сначала повнимательнее, — сказал папа, — а ты, Ленька, не вздумай выскакивать опять из машины, как на день рождения, понял? Надо осмотреться.
Очереди никакой не было — да и откуда ей было взяться здесь, учитывая опустевшее шоссе, молчащий радиоэфир и зловещий переезд, оставшийся позади, — чужих, кроме нас, на трассе не было, а местные жители, наверное, просто не рисковали соваться за бензином сейчас, в темноте. Заурядная придорожная заправка в поздний час — мирно светящаяся синяя с белым вывеска, пара заночевавших грузовиков, три легковых машины с включенными фарами возле колонок, освещенное окошко кассы, несколько человеческих фигур. Все было как обычно — если не считать закрепленной под металлическим навесом яркой рекламной растяжки с надписью «МЫ РАБОТАЕМ ДАЖЕ В КРИЗИС», стоящего чуть в стороне темно-синего микроавтобуса с желтой надписью «ОХРАНА» на борту и четырех автоматчиков в черной одинаковой униформе — на спине и на груди у них были какие-то надписи, неразличимые издалека, а на головах — кепки с короткими козырьками, и почему-то именно кепки подчеркнули отличие этих вооруженных людей от тех, других, которые стучали вчера утром сапогами в наши ворота; один из них курил, стоя возле самой дороги, держа сигарету по-военному, в горсти.
— По-моему, все в порядке, пап, — сказал Сережа, — мужики эти с автоматами похожи на ведомственную охрану. Очень нам не помешало бы пополнить запасы, я думаю, надо заехать. Заодно обстановку выясним.
— Работают они даже в кризис, — зло сказал папа и сплюнул на асфальт сквозь раскрытое окно, — кризис у них; козлы, вы послушайте только — кризис. — Он витиевато, смачно выругался и тут же, оглянувшись, извинился: — Простите, ребята, забыл про вас на секунду.
— Ничего, — ответил Мишка с восторгом.
Рация снова зашипела, и раздался голос Иры — она почему-то обратилась именно ко мне:
— Аня, в пакете с бутербродами, который у вас на заднем сиденье, лежат маски, их надо надеть, без них из машины выходить нельзя. Лене скажите тоже.
— Да ладно, Ир, — ответил ей папа, — там народу всего ничего, выглядят нормально, мы их только перепугаем масками своими, — слышно было, как Сережа раздраженно произнес: «Ира, ну маски-то зачем сейчас», и она тут же, безо всякого перехода, закричала:
— Потому что надо надеть маски, ты слышишь, надо, вы не понимаете, вы ничего не видели!.. — И тогда я перехватила у папы микрофон и сказала:
— Я поняла, Ира, мы наденем сейчас, я скажу Лене, — и обернулась к Мишке: — Дай мне пакет с бутербродами.
Когда с масками было покончено — папа, вполголоса ругаясь, последним натянул на лицо бледно-зеленый плотный прямоугольник, — мы медленно тронулись с места и покатились к заправке — охранник, куривший на обочине и уже какое-то время наблюдавший за нами, щелчком выбросил сигарету и сделал несколько шагов в нашем направлении, положив руки на висевший на груди автомат. Поравнявшись с ним, Сережа остановился и опустил окошко, в тихом морозном воздухе было отчетливо слышно, как он говорит:
— Вечер добрый, нам бы заправиться.
— Пожалуйста, проезжайте, — ответил охранник — Сережина маска его, судя по всему, не удивила, но к машине он близко не подошел, а даже скорее отступил на шаг, — из машины выходит только водитель, к кассе подходим по одному, топливо есть пока, все в порядке.
— А есть лимит какой-то? — спросил Сережа, не двигаясь с места.
— Нет очереди — нет лимита, — сказал охранник официально, а потом улыбнулся и добавил уже нормальным голосом: — Москвичи? Ребята, канистры не нужны пустые? Советую заправиться про запас, бензовозы два дня уже не приходили — мы тут до завтрашнего вечера, распродаем остатки, а потом сворачиваемся, видимо.
— Нужны канистры, — подал голос Леня, тоже опустивший окошко и, как и все мы, прислушивавшийся к разговору.
— Как топливо оплатите — подходите к автобусу, — ответил охранник, — полторы тысячи за канистру.
— За пустую? — ахнул папа, подавшись к моему окну и придавив меня плечом. — Да это грабеж!
Охранник повернулся к нам и прищурился:
— Грабеж, дядя, — тут он перестал улыбаться, — это если бы мы тебя сейчас вывели в поле да стрельнули, и машинку твою блестящую забрали. Ты поищи давай заправку работающую в округе — хоть одну найдешь? Так нужны вам канистры или нет?
— Нормально, Андреич, не спорь, — сказал Леня поспешно, — нужны, нужны канистры, я подойду сейчас.
Господи, подумала я, главное, чтобы он не достал «котлету» и не принялся отсчитывать купюры у всех на глазах, тогда нам точно живыми отсюда не уехать — последняя фраза, произнесенная человеком в кепке, показавшегося поначалу таким дружелюбным, напомнила мне о том, что вокруг — никого, ночь, на площадке перед заправкой — минимум четверо людей с автоматами и неизвестно еще, сколько их внутри микроавтобуса. Леня, однако, не стал трясти деньгами у всех на виду, а вместо этого свернул становившийся неприятным разговор, высунувшись из окошка еще глубже, и бодрым, жизнерадостным голосом, словно все мы ехали на шашлыки и ему не терпелось уже продолжить путь, крикнул: